Кровь баронов
Шрифт:
— Правда ли? — спросил Конрад молодую девушку. Маргарита отвечала презрительным взглядом.
— Что вы делали здесь, ночью, в болотах? — спросил Иеклейн.
— Я шла от Черной Колдуньи.
— А зачем вы ходили к ней, в такую позднюю пору? — спросил Иеклейн насмешливо.
Маргарита покраснела и не отвечала.
— Перестанете ли вы с вашими допросами и наглостью? — воскликнул Флориан, которого Венделин Гиплер напрасно старался успокоить. — Иеклейн оскорбил воспитанницу моей матери и убил старого, верного слугу моего семейства. Клянусь, он дорого поплатится за это.
— Мне смешны
— Где он? — спросил Мюнцер.
— Должно быть здесь, — отвечал Иеклейн, осматриваясь кругом… — Постойте… Вот он! — воскликнул он, бросаясь к Максимилиану, которого узнал среди ландскнехтов Флориана.
— Я беру этого человека под свое покровительство, — сказал Флориан, бросаясь к Иеклейну. — Горе тому, кто его тронет!
Запальчивые юноши уже готовы были вступить в рукопашный бой, несмотря на усилия своих друзей. Но в это время в толпе крестьян, хранивших все время глубокое молчание, вдруг раздались шумные восклицания.
— Да здравствует Сара! Да здравствует Черная Колдунья! — кричали он. — Да здравствует свободная и возрожденная Германия!
— Знаете, что здесь делается? — сказал прибежавший Конрад. — Сара объявила, что пройдет через костер, разложенный у подошвы Скалы Бедствий. «Я возьму в руку двенадцать статей, — сказала она. — Если наше предприятие удастся, если права бедного и угнетенного народа восторжествуют, если общими усилиями нам удастся доставить родине свободу, равенство и братство — тогда я явлюсь перед вами прекрасной, сияющей и обновленной пламенем, как Германия — очистительным огнем свободы».
— Что же? — спросило несколько голосов.
— Смотрите… вот она… — отвечал он.
Несколько крестьян торжественно несли ее, в сопровождении шумной толпы, испускавшей крики радости и восторга. Сара приближалась к тому месту, где стояли предводители общества.
Ее убогая черная одежда была заменена нарядом также черным, блиставшим золотом и каменьями.
Роскошные черные волосы ее ниспадали шелковыми кудрями на плечи и были покрыты диадемой.
Она была, действительно, прекрасна в эту минуту. В ее красоте было что-то фантастическое, что как нельзя лучше соответствовало роли, которую играла молодая женщина.
В наше время подобное превращение возбудило бы только смех; но в ту эпоху вера в сверхъестественное была общей. За исключением нескольких здравых умов, как например, Гуттена и Флориана, или скептиков, вроде старого Конрада и Мецлера, почти все присутствующие верили если не в превращение Сары, то по крайней мере в могущество колдуньи и в сношение ее с адом.
Даже те, которые подозревали в этом превращении хитрость, не могли не сознаться, что влияние колдуньи, и прежде очень значительное, теперь еще более усилилось. В эту минуту сила ее влияния на умы крестьян была безгранична. Потому пренебрегать ею было невозможно, и так как нельзя было ослабить ее влияние, то следовало, по крайней мере, обратить
Поэтому предводители, находившиеся в ограде, присоединили свои крики к голосу толпы.
Несмотря на минутное упоение торжеством, Сара скоро овладела собой.
Эта женщина была поглощена одной страстью — любовью. Все прочее жило в ее сердце только для этой всеобъемлющей страсти.
Среди своего торжества Сара думала только о графе Гельфенштейне, который следовал за ней под стражей нескольких преданных Саре крестьян.
Упоенная восторгом, возбужденным ею, и склонная, как всякая любящая женщина, принимать фантазии за действительность, она еще надеялась овладеть любовью графа.
Ей казалось, что восторг толпы возвратит ей любовь прекрасного дворянина.
Несомая фанатиками-крестьянами и возвышаясь над толпой, она не спускала глаз с графа, которого ее люди вели в нескольких шагах от нее.
Его голова была завернута в капюшон, позволявший ему видеть все, но не дозволявший узнать его самого.
Войдя за ограду, колдунья сделала крестьянам знак остановиться и замолчать.
Они повиновались.
— Друзья мои, — сказала она им, — предводители, которых вы сами избрали, и которые устроили наш могущественный союз, собрались здесь, чтобы постановить решения и предъявить их на ваше утверждение. Дайте им спокойно окончить свою обязанность. Через несколько минут мы снова призовем вас и посоветуемся с вами о выборе главного начальника. Затем мы распустим знамя свободы и единства Германии.
Крики радости встретили эти слова.
Толпа удалилась.
Остались только несколько человек Сары, которые стерегли графа Гельфенштейна. Они поместились позади скалы, находившейся в расстоянии полета стрелы от того места, где в это время стояла оживленная толпа предводителей общества. Иеклейн тотчас подошел к колдунье и передал ей только что происходивший спор между ними и Флорианом Гейерсбергом по поводу Маргариты.
— Не бойся ничего, — сказала ему Сара, — я тебе обещала, что Маргарита будет твоя, и сдержу обещание. Тише! Вот Фейфер.
В это время Маргарита объясняла Флориану превращение Сары.
— Я подозревал нечто подобное, — отвечал молодой человек, — но большинство окружающих до того легковерно, что нет никакой возможности разубедить их. Но очарование, которым пользуется эта женщина, принесло большие услуги нашему делу; и хотя такому святому братству, как наше, грустно прибегать к подобным средствам, но, я думаю, было бы в высшей степени неблагоразумно уничтожать их.
Со своей стороны Сара, несмотря на просьбы Иеклейна, поняла невозможность отнять Маргариту у Флориана и друзей его.
— Я думаю, — сказала она предводителям, стоящим вокруг нее, — что вместо того, чтоб тратить на рассуждение об этой женщине драгоценное время, нужное на наши насущные интересы, предоставим распорядиться ею тому предводителю, которого мы изберем сегодня.
— Черная Колдунья говорит правду, — воскликнуло несколько человек, в высшей степени довольные, что начавшаяся ссора между друзьями Флориана и Иеклейном кончается таким образом, — начальник решит!
— Хорошо, — сказал Мецлер, — но кто будет предводителем, кого мы предложим для избрания нашим братьям?