Кровь баронов
Шрифт:
Когда крестьянские парламентеры приблизились к неприятельским аванпостам, граф стоял на валу с Дитрихом Вейлером (секретарем графа Гельфенштейна) и бароном Лауреном, тем самым, который был так строг и резок с Флорианом в Гейерсберге.
— Ах, прах их побери! — вскричал барон. — Посмотрите, каких забавных герольдов со шляпой на палке вместо знамени высылают нам осаждающие. Вот я им покажу, как разговаривают благородные рыцари с такой сволочью.
В числе крестьянских парламентеров был реформатский проповедник. Подъехав
— Замолчишь ли ты, подлая сова? — крикнул ему Дитрих Вейлер.
— Вот я ему отвечу, — сказал барон Лаурен и, взяв ружье у одного солдата, выстрелил в оратора и тяжело ранил его.
Но товарищи поддержали проповедника, который храбро кончил свою речь, несмотря на направленные в него выстрелы; затем он, окровавленный, возвратился в крестьянский лагерь. Крестьяне были приведены в ярость этим бесчестным поступком и хотели немедленно идти на приступ; но Георг Мецлер, ожидавший на следующую ночь подкреплений и, вступивший в сношения с многими горожанами, уговорил крестьян отложить приступ до следующего дня.
Между тем в замке разнесся слух, что в Вейнсберг проник крестьянский шпион, переодетый слугой.
Люди, составлявшие гарнизон Вейнсберга, были незнакомы между собой, так что пришлось произвести тщательное расследование, чтобы открыть шпиона.
Проходя по коридору в комнату Маргариты, Марианна услышала шепот, который заставил ее вздрогнуть.
— Марианна, Марианна, — звал ее кто-то из ниши толстой стены.
Этот голос был так похож на голос Иеклейна, что бедная девушка остановилась, вздрогнула и подошла к тому месту, откуда ее звали.
Можно себе представить, каково было ее удивление и ужас при виде Иеклейна Рорбаха, выглядывавшего из своего убежища.
— Пресвятая дева! — прошептала Марианна. — Ты как сюда попал? Что, если тебя узнают?
— Непременно узнают, если найдут, — хладнокровно сказал Иеклейн, — а так как теперь меня ищут… Слышишь, как всюду ходят солдаты?
— Зачем ты пришел сюда? — спросила Марианна, дрожа от страха за своего двоюродного брата.
— Объясню после, милая кузина. Надо прежде подумать о своей жизни, которая, признаюсь, в большой опасности.
Испуганная Марианна глядела на него, придумывая, как бы спасти того, кого она все еще любила, несмотря на все его преступления. Вдруг послышался голос солдата, кричавшего своим товарищам:
— Сюда, сюда! Говорят вам, видели, как он взошел по лестнице в коридор.
— Напали собаки на след дичи! — сказал Иеклейн, вынимая длинный нож. — Но, черт побери, не одному распорю брюхо, прежде чем сдамся.
— Ступай за мной, — поспешно сказала Марианна, отворяя дверь в свою комнату.
Едва Иеклейн вошел туда, как она поспешно заперла дверь изнутри.
Через минуту по коридору застучали шаги солдат и слуг, помогавших им в поисках. Обыскав коридор, солдаты стали обыскивать пустые комнаты.
Между тем Марианна взяла Иеклейна за руку и втолкнула его в маленькую гардеробную, заваленную платьем и всяким тряпьем, и находившуюся между ее комнатой и уборной графини Гельфенштейн.
Через минуту к Марианне постучались. Она тотчас отперла, делая над собой усилие, чтобы казаться спокойной, и отвечала солдатам, что она никого не видала и ничего не слышала.
Преданность этой девушки графине Гельфенштейн была слишком известна всем, чтобы на ее счет могло возникнуть хоть малейшее подозрение. Извиняясь, что ее обеспокоили, солдаты и слуги пошли далее; но, проискав напрасно еще целый час, они решили удалиться в уверенности, что шпион пробрался в другую половину замка.
По уходе их Марианна вошла в гардеробную. Услыхав ее шаги, Иеклейн поспешно опустил занавес у стеклянной двери в комнату графини.
— Иеклейн, — сказала ему Марианна, — твои враги удалились, но они ежеминутно могут вернуться. Я не могу допустить тебя до погибели, но чувствую, что, скрывая тебя здесь, нарушаю свой долг к графине Гельфенштейн. Скажи мне, ради Бога, зачем ты пришел сюда?
— Я хотел разузнать, в каком положении находятся укрепления и сколько в замке гарнизона, — отвечал Иеклейн с видом полной откровенности, но умалчивая о своих сношениях с горожанами.
— Какая неосторожность! — прошептала девушка, с ужасом всплеснув руками. — Ты решился придти к людям, которые имеют столько причин ненавидеть тебя, и желать твоей смерти?
— Ба! — сказал он беззаботно. — Не убить им меня!
— Что же ты намерен делать?
— А по-твоему что?
— По-моему?
— Да. Ведь ты обязана подумать о спасении твоего двоюродного брата?
— Прежде всего, я обязана верно служить моей госпоже, которая взяла меня к себе и обращается со мной как с сестрой, а не как со служанкой.
— В таком случае, ты должна выдать меня, — сказал Иеклейн с тем равнодушием к опасности, которое он постоянно выказывал.
— Ведь ты знаешь, что у меня никогда не хватит на это духу, — плача сказала девушка. — Как ни виноват ты передо мной, Иеклейн, но я не могу забыть нашего родства… а тем более не могу забыть, что некогда ты любил меня.
Слезы прервали ее. Тронутый этой несокрушимой привязанностью, Иеклейн старался утешить девушку.
Увлекаясь собственными словами, быть может даже повредив сам своим уверениям, он клялся Марианне, что среди всех своих увлечений всегда питал к ней глубокую привязанность. Бедная девушка только того и желала, чтобы простить ему. Может быть, она не вполне верила клятвам своего двоюродного брата, но его нежные ласковые слова доставляли ей бесконечное счастье, и она тщетно старалась скрыть это.