Кровь баронов
Шрифт:
— Да, ваше сиятельство.
— Отчего ты его оставил?
— Кажется, я это рассказывал вашей матери. Рыцарь был очень строг насчет дисциплины. При осаде одной турецкой крепости мы стояли на аванпостах. Видя, что мы не тревожим их, турки вздумали задирать нас, я не вытерпел, вышел с несколькими людьми из моего взвода и так отпотчивал басурманов, что ворвался за ними следом в их укрепления и овладел ими, хотя со мной было не больше десяти человек. Вместо того, чтобы наградить меня, капитан приговорил меня к смерти за нарушение его приказа. Товарищи помогли мне бежать, но у
Он замолчал, но движение и взгляд его ясно говорили, как глубоко запали в его сердце ненависть и жажда мести.
— Да, теперь я все это припомнил, — сказал Мансбург. — Вот посмотри, — прибавил он, подавая ландскнехту письмо Иеклейна, — что ты думаешь об этом плане?
— Клянусь Богом, — вскричал Освальд, прочитав письмо, — это дельно!
— Да… да… но может быть, можно устроить еще лучше. Прежде всего нужно убедиться, что Флориан у нас и отвести его в верное место, а то если бы с ним приключилось какое-нибудь несчастье, ландскнехты его выместили бы это на графе Гельфенштейне. Ты пойдешь в тюрьму, где сидит тот, кто похож на Флориана.
— Да это он и есть, ваше сиятельство, — сказал удивленный Освальд.
— Ты приведешь его ко мне, — продолжал сенешаль, делая ударение на каждом слове и сопровождая слова свои многозначительными взглядами. — Если бы этот незнакомец вздумал бежать, ты употребишь в дело оружие. Понимаешь?
— Понимаю, ваше сиятельство, — отвечал Освальд, у которого глаза заблистали дикой радостью.
Он тотчас вышел.
— Какой способный человек, — пробормотал Мансбург, провожая его глазами. — Он сделает дело… но если по несчастью откроется, что он убил Флориана Гейера, друга графини Гельфенштейн, то придется пожертвовать им в угоду благородной графини и, может быть даже, в первую минуту негодования собственноручно заколоть его.
Освальд вполне понял намерение графа Мансбурга; он понял, что Флориана надо убить при переходе из тюрьмы в комнату графа. С твердой решимостью совершить это ужасное дело, Освальд сошел в тюрьму со сводами, находившуюся в уровень с погребами, под конюшнями и птичьим двором.
— Что вам угодно, сударь? — спросил тюремщик, отворив первую дверь ландскнехту, которого он знал, как оруженосца и обычного посланца сенешаля.
— Как, Бертольд Крамер, ты теперь тюремщиком? — вскричал Освальд, узнав в новом тюремщике старого воина графини.
— Да, — отвечал Крамер, — прежний-то поссорился с главным тюремщиком Сигизмундом, и его отставили. Дочь моя служит горничной графини, она мне и выхлопотала это место.
— Поздравляю тебя, кум, — сказал Освальд, не знавший, что семейство этого человека более пятидесяти лет находилось на службе Гейерсбергов. — Вот я зачем пришел: его сиятельство граф Мансбург прислал меня за арестантом № 5.
— Зачем? — спросил тюремщик, вздрогнув, чего однако Освальд не заметил.
— Его милость хочет поговорить с ним; более я ничего не знаю. Отпусти его со мной.
—
— Разве ты не знаешь, что сенешаль командует в замке?
— Вейнсберг всецело принадлежит графине Гельфенштейн, и я не знаю здесь другой власти, кроме нее.
— Старая скотина! — злобно пробормотал Освальд. — Ступай, позови главного тюремщика, — прибавил он, возвышая голос.
— Сейчас иду.
— А пока можно ли поговорить с узником?
— Конечно, — поспешно отвечал Бертольд.
Он провел оруженосца в каземат № 5, отпер дверь и втолкнул туда Освальда.
— Подождите меня здесь, — сказал Бертольд. Он вышел и запер дверь на ключ.
Этот звук запираемой двери заставил Освальда содрогнуться, хотя он был не трус.
— Кто здесь? — спросил Флориан Гейер, которого Фридау узнал только по голосу, потому что глаза его еще не освоились с темнотой.
Освальд молчал.
Было время, когда этот суровый и жестокий человек питал к Флориану восторженную привязанность, которую тот умел внушать большей части своих солдат. И теперь, несмотря на всю ненависть к Флориану, он вздрогнул при звуке голоса своего бывшего начальника.
— Кажется, вы не узнаете меня, господин рыцарь Гейерсберг. — произнес он наконец, становясь к слуховому окну, которое пропускало несколько слабых лучей света в тюрьму Флориана.
— Как! Это ты, Освальд! — вскричал рыцарь, приподнимаясь на локте. — Я очень рад тебя видеть, мой бедный Освальд. Я всюду искал тебя, но напрасно.
— Вашей милости видно очень хотелось повесить верного солдата, виновного только в излишней храбрости?
— Если бы ты, как честный воин, имел мужество не бежать в ожидании наказания, которое заслужил своим непослушанием, ты увидел бы, что я хотел только постращать тебя. Придя в поле, где ты думал найти смерть, ты узнал бы, что начальник прощает непослушного солдата и жалует чин сержанта храброму ландскнехту, так славно овладевшему неприятельским редутом.
— Ах, ваша милость, неужели это правда? — спросил смущенный Освальд.
— Слыхал ли ты, чтобы Флориан Гейерсберг когда-нибудь лгал?
— Нет, ваша милость, нет… О, если б я мог предвидеть… Моя бедная жена и мой бедные ребенок… Что случилось с ними?
— Успокойся, я хотел с тобой поговорить о них. После твоего побега я велел отыскать их и со своими людьми отослал их в деревню. Я дал жене твоей немного денег; она начала торговать, и по последним известиям, дела ее идут отлично; и ей остается желать одного — увидеться с тобой.
Освальд был совершенно поражен всем слышанным. Его грубые и жестокие инстинкты особенно развились от боевой жизни, как почти у всех военных людей того времени; но сердце в нем не умерло.
Мысль о жене, о сыне, его прежняя привязанность к начальнику вместе с преступлением, которое он готовился совершить, — все это отуманило голову бедного солдата. Наконец, крупные слезы засверкали на его глазах, он бросился к ногам Флориана и рассказал ему свой план мщения и намерение, с которым пришел к нему. Он рассказал рыцарю также все события, какие случились после брака графа и графини Гельфенштейн.