Кровь баронов
Шрифт:
— Что вы хотели сказать? — спросила Маргарита, у которой мелькнула надежда.
— Ничего, — отвечал Флориан с притворным спокойствием.
Пушечные выстрелы возвестили, что приступ начался. Этот залп раздался в сердце Маргариты, как сигнал смерти графа.
— Флориан, ваше поведение недостойно дворянина, — вскричала она, вне себя от отчаяния. — Да, вы хорошо сделали, что отказались от герба и благородного девиза ваших предков прежде, чем покрыть их позором и кровью.
— О, Маргарита! Маргарита! — повторял Флориан с глубокой печалью.
Она упала в кресло.
— Ваше сиятельство, — сказал оруженосец Мансбурга, принесший ему его доспехи, — в замке есть изменники… Кто-то отворил водопроводные трубы в пороховом погребе… Все затоплено, все погибло…
— Проклятье! — вскричал сенешаль, поспешно одеваясь.
— Дверь залы, где хранятся пики и мушкеты, заперта, ваше сиятельство, — сказал паж, — не могут найди ключа… Господин Вейлер прислал меня спросить, не у вас ли он, а также и от южных ворот, которые оказались открыты, и никак нельзя запереть их.
— Этот ключ у Освальда, — вскричал сенешаль.
— Освальд ушел из замка в эту калитку, сказав, что вы послали его к осаждающим.
— О негодяй! Это он изменил нам… Где мои нарукавники… Паж, скажи Вейлеру, чтобы заложили выход и сломали дверь у оружейной залы… Чтобы стрельцы заняли бойницы, пока пищальникам достанут ружья. Раненый стрелок вошел в ту самую минуту, когда паж выходил.
— Что еще за напасть? — спросил сенешаль, застегивая нарукавники.
— Ваше сиятельство, — сказал стрелок, — рейтары барона Штейнфельда захватили башню и стреляют по нашим войскам… Ганс и Фриц убиты. Рыцари Ове и Штурмфедер также. Черная шайка ворвалась за ограду… Замок атакован со всех сторон.
— Подайте шлем! Перчатки! — закричал сенешаль вне себя от бешенства.
— Рыцарь, — сказал он, грозя кулаком Флориану, — вы не будете наслаждаться успехом вашего заговора, хотя бы мне пришлось самому заколоть вас. Зебальд и ты, стрелок, — продолжал он обращаясь к своем оруженосцу и другому воину, — встаньте у этой двери и наблюдайте за этим пленником, за этим подлым изменником… Если бы он вздумал бежать, убейте его, как собаку. За живого, как и за мертвого, ты отвечаешь мне головой, Зебальд.
— Как только графиня уйдет отсюда, заколи этого человека, — прибавил он тихо, беря шлем из рук оруженосца. — Да хранит вас Бог, графиня, — сказал он громко. Он вышел почти бегом.
— Всемогущий Бог, сжалься над нами! — прошептала графиня, поднимая глаза и руки к небу. — Спаси нас, спаси моего мужа!
— Маргарита, — сказал Флориан, бросаясь к графине, — позвольте мне объяснить вам…
— О, я ненавижу вас, я презираю вас! — вскричала она с отчаянием.
— Горе делает вас несправедливой, Маргарита, — возразил он грустно, но без горечи, — граф в безопасности между моими верными ландскнехтами. Чтобы ни случилось со мной, они имеют повеление беречь его жизнь и освободить его.
— О! Правду ли вы говорите?
— Разве я когда-нибудь обманывал вас, Маргарита? Обмен, который предлагал сенешаль, был просто предательством, придуманном им с Иеклейном. Прочтите письмо Рорбаха, и вы увидите, что я говорю правду. Переговоры, которые неминуемо начались бы при нашем размене, кончились бы ссорой и, оба мы были бы умерщвлены.
— Как вы узнали все это? — прошептала графиня, пробегая письмо, поданное ей Флорианом.
— Мне сказал Освальд, тот солдат, который привел меня сюда, и который не хотел, чтобы убили его бывшего начальника. Пока вы здесь осыпали меня упреками, он нес приказ моим людям спасти, во что бы ни стало, вашего мужа.
— Простите, Флориан, простите, благородный, великодушный друг, — вскричала Маргарита, схватив рыцаря за руку, — я потеряла голову… Простите ли вы мне когда-нибудь мои низкие подозрения?
— Я прощаю вам, — коротко ответил Флориан.
— Вы отворачиваетесь от меня, вы все еще сердитесь на меня, — сказала Маргарита.
— Нет, — отвечал он, обращаясь к ней и вытирая слезу, повисшую на его реснице. — Нет, клянусь вам, но я хотел скрыть от вас свою слабость, которая заставляет меня краснеть.
— Презираемый друзьями, лишенный доверия, когда даже те, которым я служу с опасностью для жизни, и те злословят меня, принужденный бороться с ослеплением одних, с дикими страстями других, без сна, не зная отдыха ни телу, ни душе, вот как я провел эти пять месяцев. Однако с того дня, как я оставил вас после смерти моей матери, у меня не вырвалось ни одной жалобы, на избранную мной самим долю; я заранее предвидел ее и примирился со всеми ее невзгодами… Но теперь… здесь… когда и вы сказали, что презираете… ненавидите меня.
— Флориан! — прервала Маргарита умоляющим голосом.
— Слушайте, Маргарита, вероятно сегодня мы видимся в последний раз. Я не хочу умереть, не высказав вам, как велика была моя любовь, которую даже божественный голос свободы не мог заглушить в моем сердце. Если бы не сегодняшние происшествия, вы не поняли бы меня, как не понимает народ, для которого я всем пожертвовал! Я не хотел, чтобы воспоминание обо мне омрачило ваше счастье, которому я сам содействовал.
— О! Ваши слова терзают мое сердце! — вскричала молодая женщина, пораженная такой добротой и преданностью. — У ваших ног я хочу…
— Встаньте, Маргарита, встаньте, — сказал он, не допуская графиню преклонить перед ним колени. — Я дурно делаю, что жалуюсь… мне следовало бы подумать, что вы так огорчены, но у каждого бывают минуты слабости.
В эту минуту вопли и пронзительные крики, сопровождаемые звоном оружия и пальбой пушек, возвестили, что крестьяне проникли в замок. Измена некоторых солдат помогла им овладеть Вейнсбергом.
— О, Боже мой, Боже! — вскричала Маргарита, — Что будет с храбрыми защитниками замка? А муж мой! Лишь бы эта ужасная колдунья или презренный Иеклейн не воспользовались приступом и не…