Кровь боярина Кучки
Шрифт:
Род, вытянувшись, отдыхал на лавке, сложив руки на груди. Загрохотал дверной засов. Сурово заскрипела дверная толща.
– Оставьте нас, - прозвучал голос Андрея чуть- чуть с кыпчакским выговором. Такой знакомый голос, вгоняющий в озноб!
Род продолжал лежать, не размыкая вежд.
– Мертвяка изображаешь?
– вкрадчиво спросил великий князь.
– Как у Владимира Давыдыча? Мне Изяслав Давыдыч сказывал про ту твою придумку. С умом было сотворено!
Под низкой половецкой задницей Андрея скрипнула скамья. Значит, посетил надолго.
– Ужели не пожалуешь меня беседой? Я тебя жалую.
– О
– произнёс Род, не шелохнувшись.
– Улиты больше нет.
– Я мыслил так же, - мрачно откликнулся Андрей.
– Простил бы и твоё последнее нежданное вторжение на Боровицкий холм. Кучковны между нами больше нет. А вот Глеб… Глеб!
Великий князь вскочил. По грому опрокинутой скамьи Род это понял. Сам сел на лавке. Приземистый Андрей смотрел на него сверху узким половецким взглядом.
– На своё горе ты сюда вернулся!
– процедил, он сквозь зубы.
– На своё горе, - согласно кивнул Род.
– Ведь Улита умирала.
Андрей перевёл дух, восстановил упавшую скамью и снова сел.
– Как ты узнал в земле заморской о её болезни? Волхвованием? Кучковна да и покойный брат мой Ростислав говаривали, что ты в будущее зришь. Провидец!
Род понурил голову.
– Больше не провидец. Улита унесла с собой мой дар. Уж четверть века минуло, как мы с ней встретились в лесу. В ночь под Иванов день нашли разрыв- траву, соединили в один пучок. Её желанье было - стать великою княгиней, моё - все видеть далее и более других. Оба желания исполнились. Однако счастья нам не принесли. Потому я мыслю: сила в разрыв-траву не небом вложена, а преисподней. Мне нынче много легче: я снова стал таким же… ну, таким… как вот и ты.
На каменном лице Андрея чуть заметно дрогнули черты, изобразив насмешку.
– Таким, как я?.. Ты… ты такой, как я? Смешная, жалкая кощуна! Ты перекати-поле без роду-племени, глупьём усыновлённый несчастным Кучкой. А я потомственный, природный государь большой земли. Мне повинуются князья. По-моему изволу возникают города и храмы. Тебе со мной не токмо говорить, тебе и лицезреть меня вблизи бы не пришлось, когда б… когда б…
Андрей внезапно задохнулся, захлебнулся, замахал руками, даже, в конце концов, сплюнул прямо на пол, как степняк.
– Окстись и успокойся, князь, - попросил Род.
– Скажи, зачем пришёл. Иначе нужды нет ни лицезреть, ни разговором оскорблять моей ничтожности твоё величество.
Андрей поднялся, унимая внутреннюю бурю, отошёл к окну, оперся взором в непрозрачную слюду, надолго замолчал, потом сказал спокойно:
– Не гораздо мы с тобой которуемся. Я сейчас, грешным делом, спрашивал себя: уж не всуе ли к тебе спустился? Нет, христианский долг повелевает досочиться. Ты трижды спас мне жизнь.
– Князь обернулся, подошёл, склонился, заглядывая узнику в лицо: - Открой, признайся без утайки: зачем спасал?
Род в свою очередь поднялся с лавки и сразу стал намного выше князя.
– Это легко открыть, - сказал он добродушно, с высоты своего роста глядя на заиндевелый ёжик властелина.
– Я выполнял заповедь…
– Какую заповедь?
– с живейшим любопытством поднял князь лицо с крутыми скулами и реденькой бородкой.
– Коротенькую заповедь, - Род постарался произнесть высокопарно: - «Ненавидящего спаси»!
Андрей задумался.
– Не ведома мне эта заповедь. Не читывал её
– Я читывал, - ответил Род.
– Есть у меня берестяное завещание Букала…
– Ах, стало быть, ты вправду сын волхва?
– обрадовался князь.
– Никакой не Жилотуг! Вот и открылось самозванство, а?
Род устало опустился на свой одр.
– Полно, Андрей Гюргич. Твой покойный батюшка на пыточном щите хотел исторгнуть из меня это признание. Живой свидетель злодеяния колол ему глаза. Вот и желалось названого отца в родные произвесть. Однако Жилотуг я, что поделаешь? Праправнук Скифа-витязя, дитя знати новгородской. Тебе же это как заноза, сыну половчанки, правнуку варягов, промышлявших морской татьбой, наёмничавших в Господине Новгороде Великом. Как твой родитель моего, так и ты меня готов убить.
Великий князь снёс безответно прямое оскорбление, лишь отвернулся, а потом ответил вовсе на другое:
– Вздоры это. Ежели искать концы, так не отец, а Кучка убийца Жилотуга. Ты же по Кучковне сох всю жизнь.
Этот укол остался незамеченным. Род на иное возразил:
– Был бы суд истинный в страждущем моем отечестве, я смог бы доказать, кто меня породил, а кто осиротил.
Андрей промолвил не без раздражения:
– Ничего не докажешь.
– Молчали долго, не глядя друг на друга. Потом великий князь стал говорить: - Теперь уверен: справедливо обрёк я смерти своего спасителя. Вин у тебя достаточно. Первая вина, - загнул он большой палец, - ты после свадьбы пытался хитростью похитить мою подружию, как тать пришёл на Боровицкий холм, пролез в мой терем… Вина вторая: обольстил её, прикинувшись затворником в лесах смоленских… Вина третья: покусился на её честь, прыгнув по-бродничьи в дорожную кареть… И, наконец, вина четвертая: обманом осквернил её одрину, прикинувшись лечцом…
– Прости мою погрубину, - вмешался узник, - За первые-то три вины ты преизлиха меня мучил, когда боярин-кат Ярун Ничей по твоему изволу…
Андрей нетерпеливо поднял длань.
– Ну хорошо, - остановился Род.
– Возьмём четвертую вину. Ведь за неё ты отдал меня в рабство после битвы у Большого Рута. На двадцать лет я стал чужбинцем…
– Лучше им бы и остался, чем возвращаться в безвременную смерть, - прервал Андрей.
– А пятую вину - моё свиданье с умирающей, - заключил Род, - ты, кажется, готов простить?.. Улиты нет…
Андрей угрюмо глянул исподлобья:
– Улиты нет, есть Глеб. Ты только что видался с ним отай. Вы стакнулись, уж это как пить дать. Да что там!.. Вот тебе моё условие: исчезни, как исчез на двадцать лет, и будешь жив.
В каморе воцарилась тишина, отягощённая дыханием судьи и осуждённого. Род, собравшись с духом, сам себе вынес приговор:
– Для Глеба не исчезну никогда.
Князь не без удивления воззрился на него:
– Что тебе Глеб? Ты его не знал. Вырос без тебя.
– Род не отвечал. Андрей как мог спокойнее стал объяснять: - В великокняжеской семье для посторонних все должно быть попригожу. В семейных распрях огнищане или смерды вольны вести себя свободно, их государи - нет. Во имя государственного блага прошу: исчезни, не вскрывай моей семейной тайны.
– Чуть переждав, Андрей добавил: - Государственное благо меня и прежде понуждало поступать с тобой сурово… Ну, считай, несправедливо… Что молчишь?