Кровь и лед
Шрифт:
Тварь задержалась у трупа Аякса, но поскольку Синклер не мог поднять головы, то все, что ему удалось рассмотреть, были острые лопатки, возвышающиеся над уже начинающей гнить лошадиной тушей. Сабля лежала под ним в ножнах в крайне неудобном положении, и о том, чтобы воспользоваться ею, не могло быть и речи — сейчас он и обнажить ее не сумел бы. Лейтенант потрогал кобуру, однако та оказалась пуста; должно быть, пистолет вывалился во время падения. Тогда он потянулся к телу Хэтча, нащупал кожаный ремень и, скользнув по нему пальцами, наткнулся на кобуру. Пистолет, слава Богу, был на месте. Синклер вытащил его как можно более бесшумно.
Странное существо издало тихий клекочущий звук, нечто среднее между криком грифа и человеческим
Синклер поднял пистолет, и в этот момент загадочное создание замерло. Сквозь пелену тумана Синклер смутно различил гладкий череп с горящими темными глазами.
Тварь осторожно переползла через мертвого коня и замерла, чтобы… рассмотреть обезображенное лицо сержанта Хэтча. Затем подкралась ближе, и Синклер почувствовал, как его ноги коснулась рука — или лапа? — в общем, конечность с острыми когтями. Он продолжал лежать неподвижно, прикидываясь мертвым, а гадина тем временем елозила своим носом ему по ногам, жадно обнюхивая запекшуюся на штанине кровь. Синклер понимал, что успеет произвести только один выстрел, поэтому хотел быть уверенным, что попадет точно в цель. Когда существо повело рылом по полосе крови, которая уходила вверх к груди, он ощутил смрадное дыхание, напоминающее вонь тухлой рыбы, и увидел заостренные уши. Синклер выжидал, даже когда по одежде начал елозить омерзительный горячий язык, но когда ему в плоть вдруг вонзились зубы и тварь присосалась к ране мокрым ртом, он вздрогнул.
Существо вскинуло голову, и тут только Синклер впервые смог рассмотреть черты, хотя впоследствии так и не сумел внятно описать его внешность. Первой мыслью было, что перед ним человек — осмысленный взгляд, изогнутая линия рта и округлый лоб, — но форма черепа была необычно вытянутой, а грубая кожа туго обтягивала лицо уродливой маской.
Он нетвердой рукой навел пистолет и спустил курок.
Чудовище взвизгнуло в ужасе, и его рука взметнулась к простреленному уху. Оно с ненавистью посмотрело на Синклера, но попятилось. Пока лейтенант силился сесть, существо, низко припав к земле, медленно ретировалось. Синклер мог поклясться, что на плечах у странного создания висел отороченный мехом мундир, какие носят кавалеристы…
Что это или ктоэто, черт возьми?!
Он перекатился на бок и попытался позвать на помощь, но его крик был еле слышен. Трусливый мародер словно испарился, оставив после себя лишь расплывающуюся воронку в клубящемся ночном тумане. Синклер крепко сжал рукоятку пистолета и еще несколько раз выстрелил вслед.
А потом услышал шаги, опасливо приближающиеся с противоположной стороны.
— Кто здесь палит? — спросил голос с сильным лондонским акцентом.
У самой земли проплыл фонарь, осветив лицо Синклеру желтоватым маслянистым светом.
— Вы англичанин?
Посеченными окровавленными губами Синклер пробормотал:
— Лейтенант Копли, Семнадцатый уланский.
16 декабря, 18.00
Раз уж он сумел выйти живым из той передряги — безрассудной атаки и ночи, проведенной на поле боя, — размышлял Синклер, то неужели есть что-то, что он не сможет пережить? Особенно теперь, когда рядом с ним Элеонор.
На обратном пути он всецело доверился собачьему инстинкту, справедливо полагая, что лайки самостоятельно отыщут дорогу к китобойной станции. Синклер упирался коленями в полозья, низко надвинув на лицо капюшон, и крепко держался толстыми перчатками за поручни. Лайки дважды описали широкий крюк вокруг недавно образовавшихся ледниковых трещин, которые Синклер вряд ли заметил бы сам, но собаки каким-то непостижимым образом почуяли. Он решил, что обязательно вознаградит животных щедрыми кусками ворвани и тюленьего мяса, лежащего в санях.
Он углубился на север, насколько это было возможно, пытаясь обнаружить что-нибудь, что могло
Вся надежда на тюленя. Элеонор была на грани обморока, а содержимое бутылок было старым, несвежим и далеко не таким действенным, как изначально. Синклер даже удивился, принимая во внимание происхождение крови, что она вообще оказалась хоть сколько-нибудь пригодной. Во время их путешествия по Европе он опустился до того, что сливал кровь с мертвецов, которых встречал на полях сражений или в склепах. И вот теперь Синклер отправился на поиски свежего мяса, свежей крови, пусть и животного, и нашел их среди выбеленных скелетов и выветренных камней на берегу океана. Там, где тюлени любят нежиться под холодными лучами солнца, развалившись между гор поломанных костей, прямо как многочисленные курортники, загорающие на пляжах Брайтона.
С крупными особями, которые, без сомнения, были самцами, Синклер решил не связываться — один такой, громко трубя, стал угрожающе на него надвигаться. Вместо этого он выбрал небольшую самку с блестящим бурым мехом и длинными черными усами. Она лежала на отшибе в полном одиночестве под огромной аркой китового хребта и, когда он подкрался к ней, не выказала никаких признаков страха. Более того, животное вообще почти никак не прореагировало и лишь апатично наблюдало за тем, как незнакомец вытаскивает саблю из ножен. Он встал прямо над ней, широко расставив ноги, и стал соображать, где у животного может находиться сердце. Тюлениха приподняла голову и уставилась на человека большими влажными глазами. Синклеру требовалось, чтобы прокол получился маленьким и аккуратным. Тогда кровь не выльется ручьем на землю, а останется внутри туши. Наметив место укола, он приставил к нему кончик сабли — только теперь тюлень немного удивленно посмотрел на оружие у груди — и навалился на нее всем весом. Лезвие гладко вошло в плоть и, пронзив туловище насквозь, уперлось в твердь вечной мерзлоты. Животное задергалось всем телом, но Синклер не стал вытаскивать клинок, оставив торчать в ране, чтобы предотвратить вытекание крови. Уже через минуту животное затихло.
Под любопытными взорами других тюленей, совершенно не подозревающих, какая ужасная участь постигла их соплеменницу, Синклер оттащил добычу к нартам. Что ж, теперь у них есть еда, на которой они протянут некоторое время… правда, о том, что они с Элеонор будут делать в долгосрочной перспективе, и помыслить было страшно.
Хоть Синклер и не был моряком, однако как человек, проведший в бегах после Балаклавы добрых два года, он научился улавливать малейшие изменения погоды не хуже опытного морского волка. Сейчас, например, он мог с уверенностью сказать, что температура, и так дьявольски низкая, начала падать, а небо на далеком горизонте темнело с каждой минутой и становилось все более грозным. В обычных обстоятельствах Синклер с легкостью сориентировался бы на местности — пару раз он даже давал советы офицерам-кавалеристам, какой лучше выбрать курс, — но в этом проклятом месте отыскать верное направление было почти невозможно. Ночи здесь нет, а значит, нет и звезд, да и день в привычном понимании слова тоже отсутствует. Как можно вычислить движение неподвижного солнца или отследить положение тени, которая не смещается? А что касается наземных ориентиров, то временами он различал — в глубине территории и очень далеко — лишь черную цепочку гор, разрезающую бескрайнюю снежную пустыню, словно рваный шрам гладкую белую щеку. Больше зацепиться глазу было не за что.