Кровь и лед
Шрифт:
Кроватные шторки со скрипом разошлись в стороны.
Теперь он ее увидел, нависающую над ним обнаженную бледную фигуру с горящими глазами и обагренными его кровью губами…
В глаза ударил яркий резкий свет.
Он снова оттолкнул Элеонор, пытаясь сбросить с кровати.
— Майкл! Господи, Майкл… проснись! Проснись! — закричал кто-то у него над ухом.
Он все еще отчаянно молотил руками, однако в них кто-то вцепился.
— Это я! Дэррил!
Майкл очумело поглядел вниз с верхнего яруса кровати.
Свет был включен, а Дэррил буквально висел у него на руках.
—
Сердце у Майкла молотом колотилось в груди, но он перестал брыкаться.
— Я бы сказал, самый кошмарный кошмар из всех кошмарных кошмаров, — добавил биолог, когда Майкл немного успокоился.
Дыхание журналиста постепенно приходило в норму. Он огляделся. Простыня и одеяло намотались на ноги, а подушка валялась на полу. Он ощупал шею. Кожа оказалась мокрой, но когда он посмотрел на пальцы, то увидел на них только пот.
— Тебе повезло, что я как раз возвратился, — покачал головой Дэррил. — Так у тебя мог и сердечный приступ случиться.
— Дурной сон приснился, — прохрипел Майкл. В горле страшно пересохло. — Очень дурной сон.
— Да уж, надо полагать. — Дэррил тяжко вздохнул, стащил с руки часы и положил их на тумбочку. — И что за дрянь тебе привиделась, если не секрет?
— Я не помню, — ответил Майкл, хотя помнил каждую деталь сна.
— Как? Уже и забыл?
Майкл откинул голову на подушку и отрешенно уставился в потолок.
— Да.
— Так, к сведению: мне показалось, что ты произнес имя Элеонор.
— Странно…
— Впрочем, я не уверен. — Дэррил снял полотенце с крючка на двери. — Вернусь в пять. А до тех пор постарайся не заснуть.
Майкл снова лежал в одиночестве, ожидая, когда сердце наконец уймется и паника пройдет окончательно, но… перед глазами по-прежнему стоял образ Элеонор. Длинные каштановые волосы, ниспадающие на белую кожу груди, и приоткрытый окровавленный рот, жаждущий еще больше крови…
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
23 декабря, 22.30
— Я хочу пить, — громко сказал Синклер.
Франклин встал со своего насиженного места на контейнере, взял бумажный стакан с соломинкой и протянул мужчине.
Синклер, руки которого были скованы наручниками, жадно прильнул к трубочке. В горле у него горело, но он прекрасно понимал, что водой невозможно залить бушующий внутри пожар. Он сидел на краешке койки в кладовой, в окружении странных механических приспособлений размерами с ящик чистильщика обуви, периодически испускающих волны тепла. Удивительно, но для их работы не требовалось ни угля, ни газа, иначе он уловил бы их запах.
Определенно, это был век чудес.
На затылке, в том месте, где фрагмент пули чиркнул по коже, ощущалась ноющая боль, но за исключением этой раны Синклер не пострадал. К его левой лодыжке приделали импровизированные кандалы — цепь, пропущенную за железную трубу на стене и скрепленную висячим замком. Все помещение было заполнено ящиками, а на полу, чуть в стороне от кровати, выделялось широкое красновато-коричневое пятно, которое могла оставить только лужа крови. Наверное, это место, куда обычно помещают заключенных, чтобы проводить допросы…
Синклер попытался вовлечь охранника в беседу, но кроме имени — Франклин, — не смог вытянуть из надзирателя больше ни слова. Тот сидел молча, воткнув в уши какие-то пробки на веревочках, и читал журнал с полуголой девицей на обложке. У Синклера создалось впечатление, что Франклин его боится — между прочим, правильно делает — и ему приказали не предоставлять заключенному никакой информации. У Синклера руки так и чесались поквитаться со своим обидчиком за рану на голове.
Время ползло черепахой. Его собственную одежду сняли (Синклер видел, как они аккуратно сложили белье на ящике, принадлежащем некоему «доктору Пепперу»), а взамен предоставили нелепую фланелевую пижаму и гору шерстяных одеял. Все его мысли были о том, как бы выбраться из кровати, заполучить назад свою военную форму и отправиться на поиски Элеонор. Она где-то здесь, в лагере, и он обязан ее найти.
А дальше… что? Как говорится в пословице, дальше хоть головой об стену бейся. Какие у них перспективы на краю света, в полной изоляции от внешнего мира? Куда они побегут? И как долго удастся скрываться?
Он вспомнил, что видел на китобойной станции суда. Большой корабль, «Альбатрос», ему в одиночку ни за что не спустить на воду, а вот маленькие деревянные шлюпки после небольшого ремонта вполне можно было бы использовать по назначению. Но ведь он не моряк, к тому же они окружены очень недружелюбным океаном. Единственным шансом на спасение в таком случае будет отплыть в благоприятную погоду и надеяться, что их подберет первый встретившийся на пути корабль. Наверняка и сейчас существует морское сообщение. Если бы им с Элеонор удалось раздобыть современную одежду и выдумать правдоподобное объяснение тому, как двое оказались в море, возможно, они смогли бы пересесть на другое судно и вернуться в цивилизацию. Затеряться среди людей, которые не знают и никогда не узнают об их страшном секрете. А потом благодаря его врожденной смекалке они бы могли влиться в новый мир. Синклер давно превратился — нужда заставила — в отличного импровизатора.
Наружная дверь распахнулась, заскрежетав металлом по ледяной корке, и внутрь ворвался поток морозного воздуха; после удушающей жары, которую создавали маленькие обогреватели, ветер казался упоительно освежающим. Когда вошедший снял куртку, перчатки и стянул очки, выяснилось, что это Майкл Уайлд — тот самый человек, которого он первым встретил в кузнице. Тогда парень произвел впечатление вполне порядочного человека. Впрочем, Синклер и сейчас никому не доверял.
Майкл держал в руке книгу в черном кожаном переплете с золотистым тиснением.
— Я решил, что вам захочется получить ее назад, — сказал он, протягивая томик.
Франклин мигом подскочил с места и вырос перед ним стеной.
— Шеф велел ничего ему не давать. Неизвестно, что ему взбредет в голову и как он может воспользоваться предметами.
— Это просто книга, — ответил Майкл, передавая ее Франклину на проверку. — Поэзия.
Франклин нахмурился.
— Выглядит очень старой, — отметил он, полистав ее и удостоверившись, что между страниц ничего не спрятано.