Кровь и лед

Маселло Роберт

— Если она выдержит регулярное введение в кровь гликопротеинов — а судя по показателям крови, она не выдержит разве что только отравление стрихнином, — то сможет вести вполне нормальную жизнь.

— Где? — уточнила Шарлотта. — На дне океана?

— Нет, — терпеливо ответил ученый. — Здесь. Да и вообще где угодно. Ей будет необходимо эритроцитов и гемоглобина не больше, чем обычной ледяной рыбе. Но при таком раскладе возникнет пара проблем, — добавил он, обреченно пожав плечами. — Первая: по сути, она будет холоднокровным существом, способным согреться только за счет внешних источников тепла. То есть примерно как змея, выползающая

погреться на солнце.

От такой аналогии Шарлотту аж передернуло.

— Но вторая проблема куда серьезнее. И связана она с непосредственной угрозой для ее жизни.

— Что, все так плохо?

— Сейчас сама все увидишь и решишь.

Дэррил взял чистое предметное стекло, энергично потер его о сухую кожу на руке Шарлотты и поместил под объектив микроскопа. На мониторе возникли живые и отмершие кожные клетки. Затем он добавил каплю АФГП-5. Ничего не произошло; идиллическая картина мирного сосуществования клеток.

— Это хороший знак? — спросила Шарлотта, поворачиваясь к Дэррилу.

Между двух пальцев перчаток, изящно оттопырив мизинец, биолог держал ледяной кубик. Слегка коснувшись льдинкой поверхности предметного стеклышка, он сказал:

— Смотри на волшебный монитор.

Под электронным микроскопом даже маленький уголок кубика льда выглядел как гигантский айсберг и моментально заслонил собой половину картинки. Дэррил быстро убрал его в сторону, однако лед успел сделать свое дело. Словно порожденная ветром зыбь на водной глади, по поверхности стекла стали расползаться миллионы микроскопических нитей. Они соприкасались с клетками кожи, распространялись дальше во всех направлениях, пока наконец не покрыли собой все предметное стекло. Клетки, которые еще пару секунд назад шевелились и перемещались, сделались полностью неподвижными. Замерзшими. Мертвыми.

— Как только лед входит с тканью в непосредственный контакт, пиши — пропало.

— Я думала, твой АФГП-5 предотвращает кристаллизацию.

— Он предотвращает рост кристаллов льда в кровеносной системе, но ограждать от них кожныеклетки не способен, — сообщил Дэррил. — Именно поэтому ледяные рыбы обитают на самой глубине, подальше от полярной шапки.

— Не думаю, что для Элеонор это станет большой проблемой, — заметила Шарлотта.

— Но разве мы можем быть уверены — абсолютно уверены, — что она никогда не прикоснется ко льду? Что, например, кубик льда в охлажденном напитке не коснется ее губ? Что она никогда не поскользнется на тротуаре и не прикоснется голой рукой к обледенелой земле? Или что никогда не полезет в холодильник и по забывчивости не схватится за пакет с замороженными овощами?

— И что с ней сделается в таком случае?

— Она так промерзнет, что рассыплется, как стекло.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

25 декабря, 13.15

Майкл укутал Элеонор в такое количество слоев одежды, что сейчас ее не узнала бы и родная мать. Она медленно брела по заснеженной площади, похожая скорее на огромный тюк с тряпьем. Журналист все время поглядывал по сторонам, однако в округе никого не было. Что хорошего в прогулках по Антарктиде, так это то, что вероятность натолкнуться на прохожих даже в Рождество крайне мала. Когда они проходили мимо старого продуктового склада, Майкл немного поторопил ее, как

и возле гляциологической лаборатории Бетти и Тины; со стороны ледового дворика раздавалось жужжание циркулярной пилы. Элеонор бросила на журналиста вопрошающий взгляд, однако он помотал головой и повел ее дальше. При приближении к псарне две собаки встали и принялись радостно вилять хвостами, надеясь, что сейчас их возьмут на традиционную пробежку, но, к счастью, псы не стали лаять. Свет в лаборатории морской биологии горел, и это было хорошим знаком. Майкл надеялся, что Дэррил вовсю работает над решением проблемы Элеонор и Синклера.

Наконец, завидев на отшибе лагеря конечный пункт их маршрута, Майкл прямиком направился туда. Они прошли под деревянными шпалерами и поднялись по пандусу.

Даже под толстым ворохом одежды Элеонор знобило.

Майкл отворил дверь, раздвинул пластиковый занавес и завел девушку в ботаническую лабораторию. Их моментально окутал горячий влажный воздух, и Элеонор от удивления ахнула. Он провел ее дальше, в глубь помещения, где помог расстегнуть на парке молнию и снять шапку с перчатками. Волосы девушки беспорядочно рассыпались по плечам, однако на щеках розовел непривычный румянец, а зеленые глаза горели.

Сбрасывая с себя верхнюю одежду, Майкл сказал:

— Здесь они изучают растения; как местные виды, которых очень мало, так и занесенные человеком. В сравнении с другими местами на планете окружающая среда в Антарктике наименее загрязнена, и это создает для лабораторных исследований идеальные условия. — Он смахнул прилипшие ко лбу длинные волосы. — Хотя, судя по тому, как дела развиваются сейчас, такое положение долго не продлится.

Но Элеонор уже устремилась дальше, привлеченная упоительным ароматом спелой клубники, стебли которой свисали из пересекающихся труб гидропонной системы на потолке. Зеленые зазубренные листья клубники были увенчаны белыми цветочками с желтыми рыльцами, а ягоды, мокрые от распыляемой воды, аппетитно сверкали в искусственном освещении. Экерли лично приложил руку к обустройству лаборатории, поэтому ее внутреннее убранство представляло собой адскую смесь из высокотехнологичного оборудования и нагромождения самодельных приспособлений, алюминиевых трубок, резиновых шлангов, пластиковых горшков и мощных ксеноновых ламп. В данный момент лампы горели не на полную мощность, но когда Элеонор, закрыв глаза, зарылась лицом в цветущие заросли клубники, Майкл включил их на максимум.

Помещение тотчас залил ярчайший свет, усиленный рядами самодельных отражателей, которые Экерли смастерил из вешалок и листов фольги. Ягоды клубники засверкали рубинами, лепестки цветов вспыхнули ослепительно белым, а капельки воды на зеленых листьях заискрились, словно бриллианты. Элеонор засмеялась и открыла глаза, прикрывая их рукой, как козырьком.

Такой счастливой Майкл видел ее только в тот день, когда продемонстрировал чудеса с проигрыванием музыки Бетховена на стереосистеме.

— Говорил же я вам! — сказал он.

Она закивала головой, все еще улыбаясь, и ответила:

— Говорили, сэр, говорили. Хотя я до сих пор не понимаю, как это получается.

Она быстро окинула взглядом горящие лампы с серебристыми рефлекторами и снова прикрыла глаза рукой.

— Попробуйте клубнику, — предложил Майкл. — Здешний повар использует ее при приготовлении слоеных пирожных.

— Правда? — восхитилась она. — А это разрешено?