Кровь и лед
Шрифт:
Журналист с биологом немного постояли в коридоре, чтобы перевести дух и все осмыслить. Майкл был настолько взбудоражен, что чувствовал, будто у него по венам проходят электрические токи.
— Эта твоя трансфузия… Как скоро ты сможешь ее сделать? — Майкл сгорал от нетерпения.
— Еще часа два работы в лаборатории, и сыворотка будет готова.
— Но мы окружены льдом, — с волнением напомнил Майкл.
— Которого они не коснутся. Мы поместим обоих в герметичные мешки прямо в изоляторе и продуктовом складе. Какие у нас еще варианты? Или, может, ты хочешь провести процедуру самостоятельно по прибытии в Майами?
Майкл понимал, что этот номер не пройдет.
—
— Элеонор первая?
— Естественно, — ответил Дэррил. — Думаю, Синклера, зная его характер, придется дольше уламывать на проведение эксперимента.
Дэррил повернулся, собираясь уйти, но Майкл придержал его за локоть.
— Сам как считаешь, сыворотка сработает? Элеонор вылечится?
Дэррил поколебался, затем, тщательно взвешивая каждое слово, ответил:
— Если все пройдет нормально, Элеонор и Синклер смогут вести вполне нормальную жизнь. — Он пристально поглядел на Майкла, прямо как Мерфи совсем недавно на него смотрел, и добавил: — При условии, конечно, что ты считаешь нормальным жить, как змея, которой приходится регулярно выползать на солнце, чтобы прогреть тело. Если Элеонор будет периодически получать дозы сыворотки, она не будет испытывать тягу, как сейчас. Правда, она все равно останется носителем инфекции до конца жизни.
У Майкла заныло сердце.
— Как и Синклер, — сказал биолог, словно хотел немного подсластить горькую пилюлю. — Друг для друга они не будут представлять опасности.
Майкл молча кивнул, понимая, что в логике Дэррила есть смысл. Но легче на сердце от этого не стало.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
26 декабря, 11.20
— Под вымышленными именами, — сказал Синклер. — Мы всегда путешествовали только под вымышленными именами и регулярно их меняли. Выбор того, кем мы станем в Сан-Ремо, Марселе и прочих городах, в которых останавливались позже, в определенном смысле стал для нас игрой.
Лоусон слушал как завороженный, поэтому Синклер даже не поленился поведать ему о самых драматических эпизодах их путешествия по Европе. В частности, лейтенант поведал о ночном перевале через горное ущелье на лошадях, о чудесном спасении от городских властей, заподозривших неладное, и о том, как по-крупному играл в карты и выигрывал большие деньги, которые почти полностью покрывали расходы на переезды с места на место. Однако другие, более неприглядные стороны их беглой жизни он старательно обходил стороной, в первую очередь непрекращающиеся мытарства в поисках источников свежей крови. Такие подробности, разумеется, никому знать не обязательно. К тому же времени остается все меньше. Через пару часов смена Лоусона закончится, и на пост вернется более опасливый Франклин. Если Синклер действительно планирует осуществить задуманное, да еще и выгадать максимум времени до того, как его хватятся, действовать надо немедленно.
— Из Марселя мы двинулись дальше на запад. В Севилье Элеонор заболела, и я решил, что морской воздух ей поможет, поэтому мы переехали в небольшой городок на берегу залива Кадис. Название навскидку сказать не могу, однако если бы я его услышал…
— Не Айямонте? — спросил Лоусон, заглянув в атлас.
— Нет, это не он, — ответил Синклер. — То название было длиннее. Городок находился на той стороне залива, которая ближе к Лиссабону.
—
— Тоже нет. — Синклер склонил голову набок, словно силился вспомнить название. — Но я уверен, что если бы вы мне показали карту…
Держа атлас открытым на нужной странице, охранник слез с ящика и подошел к Синклеру. Тот был наготове.
Лоусон разложил книгу у Синклера на коленях, но прежде чем успел отойти назад, тот совершенно невинным тоном спросил:
— Где отмечен наш маршрут?
— Вот здесь, — сказал Лоусон и ткнул пальцем в желтую линию, нанесенную на карту.
Как только Лоусон склонился над атласом, Синклер выхватил заранее припрятанную пивную бутылку и ловко ударил того по затылку. Лоусон рухнул на колени, однако лейтенанта, который рассчитывал полностью вырубить надзирателя, ждало разочарование. Должно быть, проклятый платок на голове смягчил удар. Синклер огрел его снова, и бутылка разбилась вдребезги, оставив на голове кровавую рану. Но Лоусон все еще оставался в сознании и старался отползти в сторону. Приходилось действовать быстро; цепь, которой Синклер был прикован к трубе на стене, имела запас длины всего в несколько футов. Проворно перебросив наручники через голову Лоусона, он снова подтащил мужчину к койке. К счастью, после удара тот находился в полубессознательном состоянии, поэтому не сильно сопротивлялся. Синклер накинул наручники на горло противника и с силой потянул на себя. Лоусон ухватился руками за железо у себя на трахее, отчаянно пытаясь оторвать его от кожи, но Синклер, отклоняясь назад, продолжал душить противника все сильнее. Через некоторое время ноги Лоусона (в отличных ботинках, которые так приглянулись лейтенанту) перестали конвульсивно дергаться на полу, а руки, обмякнув, повисли по бокам. Но и после этого Синклер не ослаблял хватку и продолжал еще несколько секунд сдавливать горло. Для надежности. Наконец он отпустил Лоусона, и голова поверженного врага безвольно завалилась вперед.
Атлас на коленях у Синклера, как ни странно, все это время оставался лежать распахнутым.
Когда тело бухнулось на пол, Синклер встал на колени и приложил ухо к груди Лоусона. Сердце еще билось. Когда-то сам Синклер оказался в подобном положении, и на мгновение его, словно кровавым приливом, затопило дикое желание воспользоваться беспомощностью человека. Но у него не было ни времени, ни желания убивать парня. Синклер приложил губы ко рту Лоусона и дунул в легкие, как поступали моряки с солдатами, захлебнувшимися во время отвратительно подготовленной высадки на берега Каламитского залива. Затем он несколько раз несильно надавил на живот, пока тот не стал вздыматься и опускаться самостоятельно. После этого Синклер спешно, пока мужчина не очнулся, обыскал карманы Лоусона и выудил ключи от ненавистных оков. Отпирать их было очень неудобно, особенно из-за того, что руки тряслись, а сердце бешено колотилось в предвкушении свободы, новой обуви и — главное, возможности отыскать Элеонор.
26 декабря, 11.30
— Вы пытаетесь меня отговорить? — спросила Элеонор, заглядывая Майклу в глаза.
— Нет. Ни в коем случае, — ответил он и пододвинул стул чуть ближе к кровати, на которой, крепко сцепив руки, сидела девушка. — Я лишь хотел предупредить, что процедура связана с риском, огромным риском, а я очень за вас боюсь.
Элеонор глубоко тронула его забота, однако ее жизнь давно превратилась в один сплошной риск и смертельную опасность, так что предупреждение Майкла ее не смутило.