Кровь и лед
Шрифт:
Майкл не стал задумываться, почему ее безапелляционный тон так его воодушевил. Но раз щекотливая тема была затронута, он решил не упускать удобную возможность копнуть поглубже.
— А вам не хотелось бы вновь воссоединиться… при условии, конечно, что он жив и здоров?
К удивлению Майкла, она замялась. Элеонор задумчиво уставилась на желтый цветок орхидеи, погладив пальцами его вощеные листочки.
— Синклер всегда был и будет моей самой большой любовью в жизни.
Она нежно провела пальцами по желтым
— Но жизнь, которую мы вместе вынуждены влачить, не может длиться долго… да и не должна.
Майкл, ясное дело, понимал, о чем она толкует, но помалкивал.
— Боюсь, по прошествии лет он променял любовь ко мне на преклонение перед чем-то другим… Тем, что имеет над ним куда большую власть, чем я.
Прямо у них над головами включились разбрызгиватели, выпуская в воздух холодный водяной туман, но Элеонор даже не шелохнулась.
— И что это? — спросил Майкл.
И она ответила:
— Смерть.
Разбрызгиватели отключились, а Элеонор отвернулась, словно устыдившись признания.
— Ему так часто приходилось видеть смерть, что он почти породнился с ней. Она постоянно рядом, словно верный пес. Но Синклер не всегда был таким, — быстро добавила она, словно заглаживая предательство. — Когда мы встретились с ним в Лондоне, он был совсем другим человеком. Милым, заботливым и всегда находившим способ как-нибудь меня развеселись.
При этих словах она улыбнулась.
— Почему вы улыбаетесь?
— О, просто воспоминания. Вспомнила день в Аскоте, после которого был ужин в лондонском клубе. Бедный Синклер. Кажется, он всегда был на шаг впереди своих кредиторов.
— Вы разве не говорили, что он происходит из аристократической семьи?
— Его отец был графом, и Синклер стал бы им со временем, но уж слишком часто он обращался к семье за финансовой помощью. Думаю, его отец был горько разочарован сыном.
Водяная пыль легла ей на голову словно тонкая вуаль.
— Но все его планы на будущее разрушились в Крыму. Каждый, кто там побывал, изменился, каждый, кто выжил, вернулся с искалеченной душой. Избежать этого было невозможно.
Тыльной стороной руки она стерла осевшие на волосы капельки воды.
— Нельзя каждый вечер купаться в крови, а наутро просыпаться без единого пятнышка, — подытожила она.
Майкл невольно задумался обо всех войнах, которые произошли с той поры, и солдатах, что так же тщетно старались оставить в прошлом ужасные воспоминания. Некоторые вещи не меняются.
Не глядя на него, Элеонор вдруг спросила:
— Как вы думаете, сколько меня еще здесь будут держать?
— А куда бы вам хотелось отсюда уехать? — ушел он от ответа встречным вопросом.
— О, это просто. Я хочу домой, в Йоркшир. Я понимаю, что никого из моей семьи там уже нет и многие вещи изменились, и тем не менее… не может все измениться до неузнаваемости, правда? Наверняка
Она говорила, а Майкл гадал, осталось ли хоть что-нибудь из того, что она вспоминает. Холмы могли запросто сровнять с землей ради строительства нового жилого квартала, а старый железнодорожный вокзал закрыть многие годы назад за ненадобностью.
— Я не хочу умереть в таком месте, как это. Я не хочу умереть во льдах. — Она понурила голову, и плечи ее задрожали.
Майкл мягко повернул Элеонор к себе.
— Этого не случится, — сказал он. — Я обещаю.
Она посмотрела на него глазами, полными слез, словно пытаясь убедиться, что он говорит правду.
— Но как вы можете давать такие обещания?
— Могу, — ответил он. — И я его выполню. Обещаю, что не уеду отсюда без вас.
— А вы уезжаете? — спросила она с тревогой в голосе. — Куда вы уезжаете?
— Домой. В Соединенные Штаты.
— Когда?
Он понял, чего она боится больше всего — не просто умереть во льдах, но умереть от своей ужасной болезни уже совсем скоро… До того как сможет снова увидеть родной дом. Даже в эту минуту, думал Майкл, она, вероятно, изо всех сил пытается противостоять почти неодолимой тяге.
— Скоро. Очень скоро, — ответил он и обнял Элеонор за плечи.
На ее волосах все еще поблескивали капельки воды.
Она сама шагнула Майклу навстречу и прижалась щекой к его груди.
— Вы не понимаете… — прошептала она. — Если бы понимали, то никогда не стали бы давать столь опрометчивое обещание.
Но Майкл придерживался иного мнения.
Ему вспомнилось другое обещание, данное им на скалистом уступе в Каскадных горах. Как и в тот раз, Майкл был полон решимости сдержать данное слово во что бы то ни стало.
— Я вас ни за что не оставлю, — поклялся он.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
26 декабря, 9.30
Синклер внимательно изучал поведение обоих приставленных к нему надзирателей, пытаясь понять, на кого из них при удобном случае будет разумнее напасть.
Из этих двоих тип по имени Франклин явно более туповат, но в то же время более осторожен. Он, прямо как рядовой в армии, выслуживается перед начальством и слепо выполняет приказы, не слишком задумываясь над их смыслом. Ему приказали не приближаться к заключенному, вот он и не приближается. Франклин даже в беседы вступать отказывается и в течение всех своих смен молча сидит, зарывшись носом в журналы с вульгарными картинками на обложке.