Кровь как лимонад
Шрифт:
Охранник снова фыркает, становясь в этот момент каким-то слоноподобным существом из мультика Диснея.
– Сколько? – напрямик спрашивает он.
– Еще тысяча.
Толстяк, не торгуясь, соглашается. Пока Марк достает деньги, охранник глядит на стену, где, по-видимому, висит график дежурств.
– Я так понимаю, что интересует утро субботы и… Пятница вся?
Марк пожимает плечами. Он не знает.
– Просто, если вторая половина пятницы и суббота до обеда – то это нужен один человек. Мы тут на смены заступаем с послеобеда. Неудобно, но начальство так решило… Это Павлухино
– Запиши, – говорит Марк.
Через полминуты они с охранником совершают обмен: информация на деньги.
– Вы по поводу той девушки все? – интересуется Водолей. – Которой голову отрубили, да?
Последний час Новопашин как под сильной анестезией. Единственное, что он чувствует – как внутри него будто бы перекатываются сухие кубики льда, застревают где-то под сердцем, мешают дышать, потом вновь становятся неосязаемыми до какого-то момента. Вопрос охранника отскакивает от одного из таких кубиков.
– Удачи, – говорит толстяк, когда Марк молча направляется к выходу с проходной. – Только не говорите про деньги никому, – просит он у захлопнувшейся двери.
Безжалостный, по-осеннему холодный дождь, усиливаясь, льется на гладкошерстного фокстерьера и двух мужчин, стоящих во дворе-колодце дома по Графскому переулку. Один из них – тот, что с собакой, невысокий и с банкой пива в свободной руке, говорит:
– Погодка, мать ее… – и предлагает. – Давай отойдем под арку.
Держащий руки в карманах промокшей куртки Марк согласно кивает.
Под аркой сухо, но холодно из-за сквозняка. Фокстерьер стряхивает с себя капли воды, усаживается и, вопросительно смотря на хозяина, начинает дрожать.
– Замерз? Сейчас пойдем домой, – говорит ему охранник, которого зовут Павел, и поднимает взгляд на Марка. – Да уж, как-то не думал я, что есть вещи пострашнее смерти. Это когда тебе мертвому топором в лицо ударят. – Его голос гулко отражается от стен арки.
Обжигающе холодные кубики поднимаются вверх. Мутноватый, как его теперешнее состояние, в разводах лед внутри. Замерзшие пузырьки воздуха. Неровные грани царапают ему горло. Марк с трудом сглатывает морской солоноватый привкус и произносит:
– Это в твое дежурство случилось, ведь так?
– Ну да, – кивает Павел. – Но я уже разговаривал с твоими коллегами, в тот же день, прямо на смене… Сигареты нет? А то свои дома оставил.
Марк достает из пачки сигарету и протягивает охраннику. Тот кивает и, сунув ее в рот, чиркает одноразовой зажигалкой.
– И ничего подозрительного в свою смену не видел?
– Видел, – хохочет Павел и с удовольствием присовокупляет к сигарете глоток «Балтики». – Главврач в больничке подозрительный, недавно новый «порш» купил, явно не на один оклад… А так – никого и ничего. Машины на территорию пропускаем только служебные или по пропускам. В пятницу вечером таких почти не заезжало, только на выезд, в субботу их было еще меньше. Через «вертушку» – посетители к больным, суббота же, выходной. Самый день такой… Даур, подожди, – дергает он поводок, пес недовольно скулит.
В
– Думаю, нечем мне тебе помочь, – говорит Павел. – Извини… Пойдем, Даур…
Марк дожидается, пока Павел поворачивается к нему спиной. Его рука бесшумно вытягивает из-под куртки пистолет. Новопашин, коротко размахнувшись, сильно бьет охранника рукояткой ТТ в затылок. Удар не в полную силу – у Марка нет цели проломить ему голову. Оглушенный Павел падает на землю, полупустая банка с пивом отлетает на несколько шагов и неуклюже катится, выпавшая изо рта сигарета тухнет. Охранник ошарашено вертит головой, пытаясь подняться. Фокстерьер с лаем рвется с поводка, пытается укусить Марка, но тот сильно пинает его ногой. Удар попадает под ребра, пес с воем отскакивает в сторону, нацеливаясь напасть на обидчика.
– Убери собаку, а то сейчас пристрелю ее! – говорит Марк Павлу. – Убери, сволочь! – он во второй раз бьет ногой ринувшегося в бой фокстерьера.
Глядя на оружие в руках Марка, охранник лихорадочно наматывает поводок на руку, подтаскивает пса к себе.
– Тихо, тихо, Даур, – держа собаку за ошейник, говорит он. – Фу!
Фокстерьер пытается достать Марка даже из неудобной, заведомо проигрышной позиции. Его неистовый лай бумерангом эха разлетается по арке. Смелый пес. Но, интересно, был бы он таким смелым, если бы знал, что держит в руке Марк?
– Говори, что было на самом деле, – произносит Новопашин. – О чем не рассказывал патрульным. Или замочу твою собаку. Считаю до трех. Раз!.. Два!..
Он специально считает быстро, не давая охраннику опомниться, подумать, осознать, что происходит. Метит в слабую точку любого собачника.
– Погоди! – почти кричит Павел. – Он-то тут причем?
Не слушая, Марк прицеливается из пистолета в голову пса. Охранник делает движение, пытаясь убрать фокстерьера с линии огня, спрятать за себя. Даур упирается мощными лапами. Павел накрывает его голову своей рукой, словно она у него из бетона или кевлара и пуля не пробьет ее. Или, может быть, он думает, что Марк не выстрелит?
– Был вечером в пятницу человек! – выкрикивает Павел, глядя на ствол ТТ. – Мать твою, был! Я его не записывал!
– Что за человек? – Новопашин опускает пистолет.
Павел продолжает держать лающую на Марка собаку словно ребенка.
– Я откуда знаю? Пришел вечером, сунул в лицо мусорскую ксиву. Сказал – типа, по секрету – что органы ведут расследование махинаций руководства больницы. Я же говорю, что Рудольфыч взял «кайен» не на зарплату. Коп попросил не записывать его в журнал. Мало ли – поднимется шум раньше времени. Сказал, что осмотрится на месте. Минут двадцать спустя вышел… Все-все, дружище, – успокаивает охранник фокстерьера.