Кровь как лимонад
Шрифт:
Те, поглядывая на них, бочком–бочком прошли мимо, раз или два оглянулись. Марк и Клееный, стоя у арки, смотрели им вслед. Когда они пропали из виду, отдышавшийся вор сплюнул на землю. Марк переступил ногами, за что-то зацепился, взглянул. Завернувшийся неполной спиралью кусок узкого тонкого металла – чуть больше полуметра.
– Я смотрю, начальник, ты под монументальными хмарами… – произнес вор. – Не буду с тобой спорить, пока у тебя колпак совсем не потек от «ореха»… Признаю вину, раскаиваюсь в содеянном – это я залепил ту хавиру на Благодатной. Взял, ты сам знаешь, компьютер и память из фотоаппарата… Компьютера у меня нет, карту памяти могу вернуть терпиле. Так что так вот.
– Где ноутбук? – спросил Марк.
–
– Почем скинул?
– Ну-у-у… – протянул Клееный с коротким смешком. – Ты прямо как матушка моя – спроси еще, какая у меня зарплата да когда женюсь… Я возмещу убытки.
– На хер мне твои возмещения, падаль, – не глядя на него сказал Марк. – Кто тебе заказал украсть ноутбук? Не ври, что по своему почину залез ко мне в квартиру.
– Так это твоя хата была? – вроде как по-настоящему удивился Клееный. – Ну, извини, начальник… Дожил, старый дурак. Ну что делать, возмещу сторицей… Но вы хоть вешайте таблички на дверях – здесь живет, мол, полкан милиции такой-то и такой-то…
Мощный удар, сотрясший его голову, заставил вора замолчать. Второй удар, который Марк нанес головой, с хрустом сломал ему скулу и уронил на сырой газон. Клееный всхлипнул. Марк навалился сверху.
Помешательство как психический гной заполнило мозг Новопашина, багровым туманом повисло перед глазами.
Он не видел, но был уверен, что рядом стоит Алькин призрак и смотрит, как он молотит руками, нанося удар за ударом. Вор будто почувствовал безумие Марка, выронил, наконец, чемодан и начал брыкаться – отбиваться. Марк схватил Клееного за горло, чувствуя кислый запах у него изо рта, пережал пальцами хрящи. Вору удалось на миг вырваться из железных объятий и перевернуться на живот, но Новопашин снова придавил его к земле. Под руку Марка попался тот самый кусок гибкого металла. Стальная крепежная перфолента. Обрезая себе ладони, Марк накинул ее на шею Клееному, натянул, чувствуя, как сталь врезается в человеческую плоть. Клееный приглушенно взвыл.
– Начальник, остановись. Хватит. Все тебе расскажу, – засипел он голосом, который заглушал шум трамвая, ехавшего по проспекту. – Да остановись ты… Алёша тут ко мне один подрулил. Два дня назад. Дело, говорит, есть…
Отдающие зловонием воспоминания.
Как он стоял на чистом кафельном полу и смотрел на изуродованное Алькино тело в морге Мариинской больницы. Как чувствовал, что внутри все замерзло – будто его внутренности только что достали из морозилки. Как, осознавая свое ничтожество, разговаривал с щурящим глаза с масляным блеском Драганом в «Fireball», с Джонни И. Деппом в его офисе, с Дарджилингом на заправке. Как ощущал, что меняется, становится кем-то другим, пока смешанная с кокаиновым дурманом жажда мести инфекцией разрастается в его организме. И как легко он убил себя прежнего.
Вот забился, зацарапал ногтями влажную землю Клееный, захрипел раненым зверем, когда перфолента, зажатая в руках взбешенного Марка, перерезала хрящи его гортани. Вот сам он поднялся и, отбросив в сторону чужой телефон, за полминуты до этого найденный в кармане вора, пошел прочь, оставив на газоне мертвого человека, с расстояния нескольких шагов казавшегося не дотащенным до контейнера большим кулем строительного мусора – вроде ободранных обоев.
В «бэхе» Марк посидел, прогревая двигатель. О какую-то тряпку машинально попытался вытереть руки, запачканные чужой липкой кровью. Думая над тем, что ему сказал Клееный, выжал сцепление.
Мясо.
Кусок напуганного мяса – вот чем он был сейчас.
Напряженные мышцы, кровь, превращенная адреналином в яд с психотропным действием, затвердевшая биллиардным
– Хочешь, поведу машину?
Он отрицательно мотнул головой, сделал безуспешную попытку взять под контроль тремор.
Какой-то хрен прибил к его башке билет на автобус, едущий в ад.
Тело требовало спрятаться, змеей заползти в какое-нибудь укрытие – в нору, в щель между бетонными плитами, куда-то еще. Даже позиция того парня из «127 часов», зажатого каменюкой в безлюдном каньоне, показалась ему сейчас привлекательной. И мозг выдал место, где можно было залечь на дно.
Волна страха накрыла Жеку, когда он под землей переходил Каменноостровский. Катализатором химии, бурлящей сейчас в его клетках, стал скачок напряжения в электросети, от которого моргнули и с треском просыпавшегося сухого риса замерцали лампы, освещавшие длинный коридор перехода. От неожиданности Жека вздрогнул и сделал непроизвольное движение из разряда «бей и беги». Проходившая мимо него бабулька шарахнулась в сторону, не успев осознать, что внезапная кинетика предназначается не ей, а каким-то невидимым ею преследователям. Потом расскажет подругам в очередях в «Народном», что видела настоящего наркомана. «А с виду – такой приличный, девоньки». На поверхность города Жека поднялся, ему показалось, другим человеком – с сердцем оленя, выскочившего на ночное шоссе перед мчащимся автомобилем.
Как там сказал оператор на заправке? Числа… этого… итальянская как пицца фамилия… забыл… Чиполлучо, что ли? Когда каждое число равно сумме двух предыдущих. Сейчас такими предыдущими числами были пожары на «Треугольнике» и в кафе, тела, найденные на месте происшествий, отключенные мобильники. У кого-то, кто знал подноготную бизнеса Аббаса (а как иначе – будучи в курсе про бокс Темира?) были проблемы с его хозяином. Из-за чего? И как в эту картину вписывается труп кавказца в багажнике угнанного им, Жекой, «лексуса»? А, самое главное, какой будет сумма предыдущих чисел? Где его место в этом ряду Чиполлучо?
Окажись он на «Красном Треугольнике» или в шаверме чуть раньше, наверняка бы лежал сейчас как свиной окорок на разделочной доске. Или на тарелке. Средней прожарки, пожалуйста. При том, что вряд ли весь этот сыр-бор с поджогами и убийствами имел отношение к нему. С какой стати? Кто он такой? Один из многих людей, работающих на Аббаса. Просто он оказался бы не в том месте и не в то время.
Самое правильное сейчас – затаиться, будто его и не было никогда.
– Что с тобой? – спросила Настя, когда он нашел свой «опель» на Конном переулке, возле мечети. – На тебе лица нет.
Жека потрогал себя чуть онемевшими пальцами за щеки и подбородок.
– Да вроде вот оно… Давай я поведу.
– Куда едем?
Вместо ответа Жека рассказал, что он увидел на Кронверкском и поделился с Настей своими соображениями:
– У деда Стаса есть дача в Солнечном, получил еще в советское время от завода. Ничего особенного. Пять соток, маленький домик вроде курятника на две семьи, с отдельными входами. Металлическая печка, электричество с плиткой, вода в колодце. Знаешь, может это и глупо, но, думаю, отсижусь там недельку – полторы с выключенной трубкой. От греха подальше. Пусть пока все уляжется. Никто про это место не в курсе, даже Аббас, который, как я понимаю, очень плотно пробивал меня в самом начале нашего, так сказать, сотрудничества. К тому же, думаю, вряд ли он жив с такими раскладами… Сейчас отвезу тебя домой на Крестовский, потом заскочу к себе на Ленинский, оттуда – на побережье, гулять по дюнам. Жалко, что сейчас не лето. «На недельку, до второго, я уеду в Комарово!» – с искусственным энтузиазмом пропел Жека припев известного советского шлягера.