Кровь на эполетах
Шрифт:
– Присаживайтесь, господа, – сказал, подходя к креслу. – Продолжим наше совещание.
Он сел, вслед ему стали занимать места в креслах остальные. Я примостился позади всех.
– Итак, – объявил Александр, – нам предстоит выработать способы продолжения войны. Вы знаете, что французская армия сосредоточилась на левом берегу Эльбы, удерживая переправы. Ее численность по донесениям лазутчиков составляет не менее ста тысяч человек при трехстах орудиях. Из Франции постоянно подходят подкрепления. К началу кампании силы неприятеля значительно возрастут. А наши, князь? – он посмотрел
– В настоящее время в армии около восьмидесяти тысяч штыков и сабель, три сотни орудий, – доложил вскочивший Петр Иванович.
– Сидите, князь, – махнул рукой царь. – У нас приватное совещание. Как скоро сможем нарастить силы?
– Полагаю к лету, – неуверенно ответил Багратион.
– Алексей Андреевич? – Александр посмотрел на Аракчеева.
– Князь прав, – подтвердил военный министр. – Раньше лета никак. По всем рекрутским депо разосланы приказы, там формируют маршевые колонны. Но пока дойдут, особенно, издалека… Не сегодня-завтра дороги развезет – весна на дворе.
– Сколько сможем выставить к лету?
– От ста пятидесяти до двухсот тысяч, – ответил Аракчеев. – Неизвестно сколько рекрутов отстанет дорогой, сколькие из них заболеют.
– То есть мы в лучшем случае сравняемся с французами, – грустно заключил царь.
– Побьем их, ваше императорское величество! – заверил Багратион.
– Не сомневаюсь в вашем воинском даровании, Петр Иванович, – вздохнул царь. – Как и в храбрости русских солдат и офицеров. Но я должен быть уверен в победе. На нас смотрит Европа.
– А что пруссаки? – спросил Аракчеев. – Собираются выставлять армию?
– Требуют отдать им герцогство Варшавское, – скривился царь. – Им мало Данцига с окружающими город землями. Без этого согласны только пропустить нашу армию через свои земли и обеспечить ее провиантом и фуражом.
– Неблагодарные! – послышались возгласы. – Мы спасли им королевство, которое Бонапарт собирался разделить… Дибич вместо того, чтобы разбить Йорка[5], заключил с ним соглашение…
– Тихо, господа! – повысил голос Александр, и голоса смолкли. – Я разделяю ваши чувства, но они помеха в большой политике. Жду ваших советов.
– Отправьте меня к Фридриху Вильгельму[6], - предложил Нессельроде. – Попытаюсь его уговорить.
– Это будет трудно, Карл Васильевич! – хмыкнул царь. – Моему царственному брату не достает решимости. У него нет уверенности ни в себе, ни в своем народе. Знаете, что, господа? Давайте выслушаем мнение нового члена нашего совета. Я забыл его представить. Прошу любить и жаловать: граф Платон Сергеевич Руцкий, майор гвардии, офицер Свиты императора.
Я вскочил и раскланялся, поймав при этом несколько удивленных взглядов.
– Часть присутствующих с ним знакомы, другие наверняка слышали, – продолжил Александр. – Это батальон Платона Сергеевича расправился с Бонапартом. Однако здесь он по другой причине. Мало кто знает, что граф, будучи к тому принужден силой, служил в армии узурпатора, но, улучив удобный момент, сбежал в Россию, где поступил на военную службу в егерскую роту. У французов он обретался при маршале Викторе, убитом под Полоцком…
Хм! А вот этого я не знал. Что ж, одной
– Граф отлично осведомлен о нравах неприятеля и его методе ведения войны, благодаря чему неоднократно оказывал ценные услуги русскому командованию. Его очень хвалил светлейший князь Кутузов, – заключил Александр.
– Подтверждаю, – кивнул Толь. – Граф абсолютно точно предсказал оставление французами Москвы и их выдвижение к Малому Ярославцу. Сам во главе батальона не позволил неприятелю захватить город. Другие его советы оказались не менее полезны.
– Это граф предложил разбить неприятеля под Красным, безошибочно предсказав его выдвижение по Оршанской дороге, – подключился Багратион. – У меня не было возможности поблагодарить Платона Сергеевича ранее, делаю это сейчас.
– Как видите, господа, – заключил царь, – Руцкий не случайный человек в нашем собрании. Итак, Платон Сергеевич, ваше мнение насчет услышанного здесь?
– Прусская армия необходима, – сказал я. А то! Без пруссаков не случилось бы поражения Наполеона под Ватерлоо. Не подойди армия Блюхера, от Веллингтона только клочья полетели бы. – Не в обиду будет сказано князю Багратиону, но сами не справимся. Даву – лучший маршал покойного Бонапарта. До Красного не проиграл ни одного сражения. Он умен, решителен и жесток. Дисциплину в армии наводит, не боясь крови, за что получил прозвище «железного». Почитаем в войсках. Французы под его рукой будут биться до последнего, тем более, что сейчас они защищают свою Родину. Мы получим второе Бородино. Простите за дерзость, ваше величество, но если пруссаки хотят герцогство Варшавское, то надо отдать.
По залу пронесся ропот, царь нахмурился.
– Поясню, ваше императорское величество, – поспешил я. – В завершившейся кампании мне трижды пришлось иметь дело с поляками, да и ранее сталкивался с ними в Испании. Это храбрые и умелые бойцы, но, не это главное – французы не хуже. Но, в отличие от них, поляки люто ненавидят Россию и русских. Они никогда не простят нам раздел их державы. У каждого шляхтича в голове словно надпись на камне высечена мечта о Речи Посполитой от моря до моря. Что бы им не предложили, даже царство в составе империи со своей конституцией, не смирятся. Мы получим земли с враждебным населением, постоянные заговоры и бунты, на подавление которых придется посылать армию. Зачем это России? Под свою руку следует брать православных – вот те будут верными подданными, но никак не католиков.
– Не соглашусь, – покачал головой Аракчеев. – В русской армии служат католики-поляки. Тот же Ожаровский, к примеру. Дерутся отважно.
– Сколько их, ваше превосходительство? – возразил я. – Сравните их число с теми, кто пошел за Бонапартом. Скажу больше: я не советовал бы принимать на русскую службу шляхтичей из тех, кто воевал против нас. Непременно предадут.
Потому как генералы стали переглядываться, я понял, что попал в точку. Видимо, этот вопрос обсуждался.
– Знаете, ваше императорское величество, – внезапно подключился Нессельроде, – я поддержу графа. Победа над французами сейчас важнее герцогства Варшавского. Одержав ее, мы будем диктовать свою волю Европе.