Кровь в пыли

Шэн Л. Дж.

Они камень — мы птицы.

Арчер живет в особняке европейского вида, возвышающемся из рыхлого гравия. Похоже, что оно было недавно посажено злом, полито страхом и выросло во что-то темное и опасное, выделяющееся, как больной палец, на фоне калифорнийского пейзажа. Свет на его террасе горит. Он дома. Я знаю, где он живет, потому что мне приходилось навещать его несколько раз с тех пор, как мы освободились, в основном, чтобы передать ему дерьмо, связанное с наркотиками. Я никогда не баловался наркотиками, но иногда, когда его контактные лица в Стоктоне не могли этого сделать,

я делал ему солидный поступок и перемещал вещи из пункта А в пункт Б.

Прескотт поворачивается к заднему сиденью, ее плечо прижимается к моему, когда она достает рюкзак и наши маски.

— Мы должны избавиться от них, — говорит она, имея в виду AБ. — Ты можешь быть приманкой.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Либо я не расслышал, либо она пьяна. Последнее маловероятно, так как мы не расставались друг с другом черт знает сколько времени.

— Скажи это еще раз, теперь громче, чтобы у меня была веская причина согнуть тебя пополам, прислонившись к тому дереву, и отшлепать тебя по заднице, пока с тебя не слетит кожа.

— Я серьезно. — Она облизывает губы, поворачиваясь ко мне лицом. — Избавься от них всех, а я сама возьму Годфри. У меня есть пистолет и кинжал. Я смогу сделать это.

— У него в доме больше оружия, чем ты можешь себе представить, и даже если, гипотетически, я смог убрать всех этих сукиных детей с дороги, никто не знает, кто ждет тебя внутри. И на случай, если ты забыла, — я дергаю ее за свою толстовку, наши носы соприкасаются, — ты носишь с собой сердце девушки, в которую я чертовски влюблен. Будь осторожнее с ее жизнью.

Я качаю головой. — Об этом не может быть и речи. Ты не войдешь одна.

— Нейт, — начинает она, ее голос становится резким, и я прижимаюсь к ее губам. Я чертовски скучал по ним. Мы были слишком заняты, уклоняясь от полиции последние несколько часов, чтобы валять дурака.

— Горошек, — выдыхаю я ей в рот. — К черту все это. Давай развернемся, пока они нас не увидели. У нас впереди целая жизнь. Кому какое дело до этих ублюдков?

— А мне есть, — говорит моя девушка, и глаза бегут, чтобы встретиться с моими. — Прости, Нейт, но это так.

Она распахивает пассажирскую дверь и выбегает, прежде чем я успеваю моргнуть.

Без пистолета.

Без кинжала.

Но с моим чертовым сердцем.

Она бежит прямо к закрытому входу в особняк Годфри, и воздух застревает в моих легких, пока я шарю, чтобы открыть собственную дверь, прежде чем моя рука замерзнет. Если я выйду из этой машины, я умру. Они прострелят мне сотни дырок, даже не вздрогнув, как в Гран Торино . Если я умру, я не смогу помочь Прескотт. Я низко опускаю голову и смотрю, как Горошек переходит дорогу, бежит прямо в объятия Арийского Братства, и я знаю, я просто, черт возьми, знаю, что мои нервы не выдержат следующих нескольких минут.

В тот момент, когда она поворачивает за угол, высокие дубы, покрывающие нашу машину, скрывают ее от моего зрения, и я оказываюсь в темноте.

Я дергаю себя за волосы, пока в кулаках не остаются черные пятна, и злюсь. Сумасшедшая сука.

Я остаюсь внутри.

Я выхожу.

Блядь.

Что бы я ни делал, достаточно сказать — я схожу с ума.

ПРЕСКОТТ

Он выдыхает

мне в ухо, его белые усы щекочут изгиб моей шеи, когда он убирает с нее прядь светлых волос. Это то, что Кэмден часто делал, и я ненавидела это. Это чертовски банально.

— Это будет нашим маленьким секретом, не так ли, моя дорогая девочка?

— Я всегда думала, что ты асексуален. — Мой взгляд задерживается на отчете о погоде, танцующем на экране телевизора с плоским экраном. Это будет великолепная неделя, но, конечно, я не смогу ее испытать. Я знаю, что будет дальше, но я должна держать это в себе. Я не позволю ему увидеть, как я сломаюсь. — Я думала, что Кэмден был счастливой случайностью. Что, может быть, ты однажды попробовал киску, и в результате родился ребенок. У тебя нет жены и ты не разведен. А кто мать Кэмдена?

Мне на самом деле все равно. Я просто хочу поиздеваться над ним. За все время, что я была с Кэмденом, он всегда умалчивал о личности своей матери. Сказал, что никогда не хотел говорить о ней, что она была под запретом. Я знаю, что они с Годфри очень близки, но если его мама жива и здорова, они никак не могут поддерживать связь.

— Не твое чертово дело, милая. Вовсе нет. — Холодные, потрескавшиеся губы Годфри проводят по моей ключице, а его ладонь скользит под моей рубашкой, обхватывая одну грудь и перекатывая между пальцами мой сосок. — Если ты когда-нибудь скажешь Кэмдену, что я тебя трогал, я порежу тебя и скормлю собакам. Ты хорошее мясо.

Я не отвечаю. Я просто напоминаю себе обо всех хороших временах, чтобы пережить один плохой момент.

Фисташковое мороженое.

Аромат океана, когда он разбивается о мои песчаные пальцы ног.

Игра в «Монополию» в пижамах с Престоном и папой, набитые до отказа после рождественского ужина.

Прыжки на водяной кровати, пока няня не смотрела.

Фильм «Амели».

Чувство слез, покалывающих нос, когда ты читаешь тревожную книгу.

— Ложись, — говорит он, и я ложусь, потому что знаю, что он может меня убить. Убить меня и сказать Кэмдену, что я пыталась сбежать, и одному из охранников пришлось меня остановить. Я не хочу умирать. Нет, пока я не выясню, есть ли выход из этого ада.

— Не волнуйся, красавица. Все закончится, прежде чем ты это узнаешь. Правда, когда я ворвусь в тебя, мне покажется, что это навсегда. Время. Оно движется по-разному в зависимости от наших обстоятельств. Это очень медленно, когда тебя пытают. Но каков твой выбор? — Он переворачивает песочные часы на комоде возле кровати. —Сопротивляйся - и твое время вышло.

Годфри забирает меня.

Забирая мое счастье, мою душу и мою сексуальность. Забрал вещи, которые я не собираюсь отдавать. Он тянется к тюбику с вазелином, стоящему рядом с кроватью, и скользит в него пальцами. За последние несколько недель Кэмден был единственным, кто брал. Иногда он позволял Себастьяну смотреть в наказание за то, что я с ним сделала. Но это первый раз, когда Годфри пробует на вкус.