Кровь за кровь
Шрифт:
Ошарашенный Виктор стоял, не зная, радоваться или огорчаться ему от такой неожиданной «любезности» со стороны «фирмы».
— Так какая же «маленькая просьба»? — спросил Виктор, медленно собирая спортивную сумку. — И сколько дней мне дается?
— Просьба действительно ерундовая: занесешь одному сто знакомому, который большой коллекционер старых монет, несколько штук, которые смог достать Малина, йот и все! А гулять там можешь десять дней… Как видишь, даже больше, чем просил! — Виктор заметил, что Дикой немного волнуется, а он действительно волновался: впервые он внес коррективы в задание Малины — к тем пяти монетам добавил свои пять, которые ему удалось утаить по случаю.
— И еще, — добавил Дикой, — в случае чего эти монеты достались тебе
— Это в каком случае?
— В любом, в котором спросят! — отрезал Дикой.
Когда Дикой ушел, пообещав заехать за ним через час, чтобы отвезти в аэропорт, Виктор дал по телефону телеграмму и вскоре был готов к поездке…
В аэропорту Дикой рассказал, куда и с каким вопросом ему следует обратиться в Омске, и вручил Виктору небольшой матерчатый мешочек с монетами… В самолете, забравшись в туалетную комнату, едва погасли предупреждающие надписи, Виктор достал из кармана пиджака мешочек и высыпал на столик монеты… Он был поражен тем, что монеты оказались золотыми и почти новенькими, хотя год, выбитый на них, указывал, что от их рождения до рождения Виктора почти столетие. Он их рассматривал, пока снаружи кто-то не постучал. Аккуратно сложив монеты в мешочек, Виктор спустил воду и вышел из туалета. Весь полет он раздумывал над заданием Малины и наконец пришел к выводу, что человек, которому он везет эти монеты, не предупрежден, что их количество увеличилось, и Виктор решил воспользоваться этим, чтобы оставить в своих руках хоть какой-нибудь след…
12
Подлетая к Омску, Виктор был уверен, что никто его встречать не будет, так как телеграмма, хотя и срочная, вряд ли получена Мариной. Каково же было его удивление, когда он увидел ее прямо при входе в здание аэропорта.
— Вит, милый! — воскликнула Марина и бросилась к нему на шею. — Какой же ты молодчинка, что все-таки вырвался! На сколько же?
— Почти на две недели… А я думал, что не успеешь телеграмму получить!
— Ой, с этой телеграммой целая история: я уже уходила в школу и вдруг вижу почтальона! Словно кто-то в бок меня толкнул: спроси! Я и спрашиваю: есть ли что-нибудь в двадцатую квартиру? А она мне телеграмму… Я сразу к маме за деньгами! Она с расспросами, а я «некогда, потом»… Хватаю первое попавшееся такси — и сюда! Ой, даже не верится, что ты рядом со мной! Все как во сне! Ну, куда мы сейчас?
— Конечно, к Елизавете Матвеевне! Помнишь, я рассказывал тебе о ней?
— Ну, конечно, помню!
Елизавета Матвеевна, пожилая, но еще очень бодрая женщина, увидев в окно Виктора, всплеснула руками и выскочила встречать прямо на улицу.
— Витенька мой дорогой! — Слезы градом хлынули из ее глаз. — Что же ты не сообщил, что приезжаешь? Я бы встретила…
— Это сюрприз, тетя Лиза! Познакомьтесь — Марина!
— Какая же ты красивая и ладная, доченька! — воскликнула Елизавета Матвеевна и трижды поцеловала ее в щеки, потом отстранилась в сторону и добавила: — Вот только худющая! Не кормят, что ли, или сама мало кушаешь?
— Ну, хватит, тетя Лиза, совсем заклевала девушку! — рассмеялся Виктор. — Слава Богу, теперь, на твоем фоне, ко мне с этим приставать не будут!
— Ты тоже не очень-то нос поднимай! — Она внимательно посмотрела на Виктора. — Тоже много сбросил от своего… Ну, ничего, у меня быстро поправитесь и ты и твоя подруга!
— Так Марина здесь живет! — рассмеялся Виктор.
— Тем более, сибирячка — и такая худенькая!
— Так она же из Москвы…
— Фу, совсем вы меня запутали: то здесь, то из Москвы, — непонимающе замахала руками Елизавета Матвеевна.
— Очень просто: Марина — москвичка, но сейчас живет здесь! У нее папа военный, — разъяснил Виктор.
— Вот теперь понятно! Ты надолго?
— Дней на десять…
— Маловато, конечно, ну, да ладно… Иди, располагайся в вашей с Таней комнате. — Неожиданно она снова заплакала, но на этот раз по ее щекам текли слезы отчаяния и горечи по утраченному родному человеку. — Оба мы с тобой осиротели… Двое с тобой остались:
— Елизавета Матвеевна, после мамы вы самый хороший человек на всем свете! — воскликнул он.
— Ну-ну, успокойся, Витюша, — ласково проговорила Елизавета Матвеевна, и настолько ее голос напомнил ему голос матери, что Виктор не выдержал и заплакал.
— Так… так меня называла мама! — сказал он сквозь слезы.
Не в силах сдерживаться, Марина отвернулась и тоже горько заплакала. Так они стояли и плакали втроем, не стесняясь своих слез.
— И вот что, Витюша, если хочешь, то называй меня своей бабкой! А то «тетя Лиза» да «тетя Лиза», словно мы чужие… — предложила Елизавета Матвеевна.
— Хорошо, бабуленька моя! — улыбнулся Виктор и поцеловал ее в щеку.
— Вот и хорошо! Пошли, доченька, поможешь мне по столу, а ты отдохни пока с дороги. — Она обняла своими морщинистыми и нежными руками Марину за плечи, и они отправились на кухню…
Виктор раскрыл чемодан и вытащил из него вещи, чтобы они расправились, достал подарок для Елизаветы Матвеевны: большой красивый платок, а для Марины — длинный шелковый шарфик розового цвета. Затем решил прилечь на диван, чтобы немного отдохнуть, но тут же крепко уснул. Несколько раз заглядывала Елизавета Матвеевна в его комнату, но он продолжал спать, и его не будили. Наконец, когда он проспал часа три, Марина подошла к нему и, опустившись перед диваном на колени, поцеловала нежно, еле притрагиваясь, прямо в губы. И, несмотря на то что ее прикосновение было еле заметным, Виктор проснулся и крепко прижал Марину к своей груди.
— Как давно я так крепко не спал! — воскликнул Виктор. — Такое впечатление, словно куда-то провалился. И ничего не снилось! А есть как хочется!
— Все уже давно готово! Иди скорее умываться! — Марина вырвалась и стащила его с дивана.
— Сам, сам! — рассмеялся Виктор.
Когда он вошел на кухню, глаза разбежались от разнообразия закусок и салатов, выставленных на столе: маринованные и соленые огурцы, помидоры, яблоки и другие консервированные фрукты. А когда Елизавета Матвеевна вытащила из духовки мясо, особо приготовленное, и по дому разнесся аппетитный ароматный запах, Виктор не выдержал и воскликнул:
— Бабуля, ты самый лучший кулинар на свете!
— Это еще не все, — загадочно сказала Елизавета Матвеевна и вытащила из старинного буфета графинчик с какой-то жидкостью.
— Облепиховая наливка! — догадался Виктор.
— Да, твоя любимая, — подтвердила она.
После завтрака Виктор с Мариной отправились гулять по городу. Стоял теплый весенний день. В ручьях, резво бегущих по тротуару, шумно плескались неугомонные воробьи. На многочисленных скамейках судачат старушки, грея свои старые кости на ярком солнышке. Пробуждаются деревья, набухают почки. Виктор с Мариной шли по улицам и долго молчали, счастливые тем, что ощущают рядом друг друга, и все еще не веря в то, что они вместе. Затем они поехали к Марине домой, который находился в новом районе и назывался «Городок нефтяников», так как возник вследствие строительства крупнейшего в стране нефтеперерабатывающего завода. Жили Маринины родители в небольшом двухэтажном доме на первом этаже, в огромной трехкомнатной квартире. Одна из комнат всецело принадлежала Марине. Когда они вошли, Марина рассказала, наконец, что ее вызвали из Москвы потому, что бабушка случайно проговорилась отцу о Викторе. Никакие слова о том, что они с Виктором пока просто лучшие друзья, — не помогли: отец был непреклонен, и ей не разрешили вернуться. Даже документы из школы пересылали по почте.