Кровь, золото и помидоры
Шрифт:
Когда мы оказались в моей небольшой каюте, не в ночном состоянии у которой имелся лишь овальный стол, за котором мы с высшим составом корабля обедали и ужинали каждый день в зависимости от их вахт конечно, а ночью стол разбирался и ставилась сборная кровать, выполненная по моим чертежам.
— Что за фамилию он назвал, сеньор Витале, — когда мы расселись, поинтересовался у меня сеньор Джакопо, — и почему боялся назвать её вслух?
— Об этом, давайте спросим у представителя этого рода, — я повернул лицо к вмиг побледневшему
На старого военачальника было грустно смотреть. Он то краснел, то бледнел, хватаясь за бороду, выдирая из неё целые пучки волос.
— Я не хочу сказать, что подозреваю лично вас сеньор Бароцци, — заметил я, пока он не выщипал себе вообще всю её, — хотя конечно, осадок определённый у меня теперь имеется.
— Сеньор Витале! Нет! — он попытался встать, но я отрицательно покачал головой и он снова упал в кресло, — это невозможно! Паола боготворит вас! Вы спасли наш род! Возродили семью! Я категорически отказываюсь принимать это!
— До сегодняшнего дня сеньор Пьетро, у меня тоже не было вопросов к вашей невестке, — нехотя согласился я с ним, — но ведь возможно, что она знала, что вскоре вы отправляетесь в далёкое путешествие и все ваши заработанные на службе у меня деньги, оставите ей? Вы ведь говорили, ей об отплытии?
Он кивнул.
— Но сеньор Витале, Паола! Это невозможно! — он качал головой, — я раньше думал, что хорошо разбираюсь в людях, но сегодняшние новости сильно поколебали во мне эту уверенность.
Я задумался, под молчаливыми взглядами ошарашенных офицеров. Все прекрасно помнили, чем закончилось прошлый раз противостояние со мной великих родов.
— Вы как-то, в одном из наших разговоров, упоминали, что ваш сын последнее время сильно ругался с Паолой, — в голове всплыла одна из давних с ним бесед, — насколько сильно?
Его взгляд остекленел. Он перестал выщипывать бороду, задумавшись.
— Мне не хотелось бы обвинять вас, так как вы с нами на одном корабле, — спокойно сказал я, видя, что он молчит, — но дать нам вариант, откуда у нас на борту могли появиться специально испорченные бочки от рода Бароцци, вы нам должны сеньор Пьетро.
От понурив голову, тихо сказал.
— Если подумать хорошо, то это мог быть мой сын.
— Сеньор Бароцци, говорите громче, — в моём голосе появился металл, — хотелось бы слышать по чьей воле, мы вскоре подохнем от жажды.
— Это мой сын, — в отчаянии выкрикнул он, — он был и против того, что я служу у вас, и против работы Паолы на ваш дом. В роду, после того как его жена восстановила порядок и избавила нас от долгов, стали прислушиваться больше к её слову, чем к его. Бартоломью — единственный из всей семьи, мог желать вам смерти.
Молчание за столом стало ещё больше тягостным, после такого признания.
— Если мы выживем, я дам вам право самому задать интересующие меня вопросы вашему сыну, — разрушил я гнетущую атмосферу, — пока же, прошу забыть сеньоры этот неприятный инцидент. Я не хочу, чтобы между нами пробежала
Офицеры поклялись на кресте и мы вернулись на палубу. Несмотря на мою просьбу, они все кучковались вместе, оставив старика в полном одиночестве, чего никогда не было прежде. Все признавали его заслуги, статус и возраст. Поняв, что это до добра не доведёт, я лично подошёл к нему и положив руку на плечо сказал.
— Мы разберёмся со всем, но позже, сеньор Бароцци, сейчас же мне нужен командир, который пойдёт за мной в огонь и в воду. Я могу на такого рассчитывать?
Он очнулся и благодарно положил свою жёсткую, морщинистую руку на мою.
— Моя душа и тело, отныне ваши, сеньор Витале. Только прошу, взамен, мне самому по возвращении провести расследование.
Я посмотрел ему прямо в глаза, в которых плескалось море обречённости, страха, несгибаемой воли и ещё много чего, что я обычно там не видел.
— Вот вам моё слово в этом, сеньор Бароцци, — я положил поверх его руки свою вторую руку.
Старик лишь благодарно мне кивнул, не став ничего отвечать.
— Сеньор Джакопо! — я развернулся и позвал капитана, который нехотя подошёл к нам, я стал спрашивать его о корабле, текущем состоянии дел. Он начал отвечать, и вскоре к нам присоединились остальные. Я понимал, про пролёгшая тень ещё останется между всеми надолго, но собирался приложить все силы, чтобы это не вылилось в прямой конфликт. Выкидывать команду за борт, когда мы находились только в начале пути, категорически не хотелось.
30 декабря 1200 года от Р.Х., Северная часть Атлантического океана
Несмотря на жесточайшую экономию воды, и урезание паек абсолютно всех на корабле, даже моей, последняя бочка показала своё дно на вечерней раздаче, вызвав среди матросов лёгкий ропот тем, что она не всем досталась. Пятьдесят человек стояли со своими пустыми кружками, рядом с пустой бочкой.
— Бруно, отдай им воду офицеров, — приказал я, вызвав среди всех общие вздохи. Особенно среди высшего состава, изумлённого моим поступком. Купор же, получив приказ, бросился вниз и вскоре наша бочка, была разлита среди оставшихся, не оставив ничего командному составу.
Матросы, крестясь и благодаря меня, стали расходиться, взамен, я получил полукольцо вопрошающих взглядов. Я их не разочаровал.
— Есть кое-что, что я припас на этот случай, — нехотя признался я, — вот только проверять хотел тогда, когда мы не испытывали бы жажду, чтобы не давать людям ложную надежду. Но похоже, сейчас выбора не осталось.
Лица офицеров из вопрошающих, стали вдруг радостными.
— Слава сеньору Витале! Слава! — как безумные заорали они, и как бы я на них ни шикал, этот возглас разлетелся по всему кораблю. Все до единого матроса, даже на вахтах, приняли его и здравницу мне прокричали минимум десять раз.