Кровать с золотой ножкой
Шрифт:
На северной окраине Зунте, у бывшей пограничной канавы Саша сколотил небольшую мастерскую с горном и мехами. И сам поселился в прилепившейся к мастерской каморке. В тот субботний вечер Саша, разумеется крепко поддав, завалился на лежанку с папиросой в зубах. Когда сбежались люди, спасать уже было нечего. Милиционеры погрузили обгоревшее тело в машину и повезли на экспертизу. После того как на второй и третий день никаких вестей о Саше не поступило, разнесся слух, что, ввиду отсутствия близких, труп забрали для научных целей: сунут-де в какой-нибудь раствор, потом дадут кромсать студентам. На четвертый день Сашу привезли обратно. Гроб с телом машина доставила в Стропини, где Сашу, основателя и застрельщика нового кладбища, и зарыли посреди пустыря.
Захоронение Саши Хохохо на новом кладбище явилось завершающей стадией давно намечавшегося закрытия старого кладбища. В районной газете появилось извещение: «В связи с открытием кладбища в Стропинях захоронение на Старом кладбище г. Зунте прекращается с 15 июня с. г.».
Поскольку инициатором закрытия Старого кладбища был представитель исполнительной власти в Зунте Рупейк, несколько слов придется сказать и о нем. Рупейк относился к той категории работников, которых принято называть растущими. Жизнь его кидала с места на место, но каждый раз подкидывала выше и выше. Был он непоседлив, деятелен, упорен, к тому же и с выдумкой. Сил не жалел, лишь бы все было хорошо. А хорошо, по его понятию, это когда сверху не сыпались выговоры и не вызывали на проработку. О том, что неприятности могут исходить иногда и снизу, Рупейк пока как-то не задумывался.
И кладбище он хотел закрыть для того, чтобы было хорошо. Город разрастается, а на пути встало кладбище. Что это такое, если к делу подойти без лишних эмоций и сантиментов? Препятствие. Препятствие, которое следует устранить.
Когда обнаружилось, что при разработке проекта водонапорной станции были допущены просчеты, Рупейк без раздумий поспешил на помощь: все будет в порядке, все будет хорошо, постараемся решить вопрос положительно. На месте старого кладбища разобьем парк. Если кто-то прикипел душой и телом к этому месту, пусть гуляет на здоровье по дорожкам парка.
Извещение о закрытии кладбища Леонтина прочитала за вечерней чашкой кофе — без чашки черного эликсира и нескольких пирожных со взбитыми сливками нечего было и думать заснуть. Скомканный лист газеты отлетел в угол комнаты. Неуемное желание что-то немедленно предпринять заставило ее с мятой газетой в руке спуститься вниз к Петерису.
— Что ты на это скажешь! Неудачная шутка или явное издевательство?
Петерис, до изнеможения накопавшись в саду Леонтины, задумчиво поскребывал подбородок.
— Не знаю, как ты, — у Леонтины не хватило терпения так долго ожидать ответа, — а я возражаю. Моего мнения никто не спросил!
На следующее утро Леонтина отправилась к Рупейку. Затяжным и странным был этот поход. Затяжным потому, что с каждой встречной женщиной предстояло подробно и обстоятельно поговорить; странным потому, что после каждой такой беседы Леонтина все больше мрачнела и хмурилась, рука с газетным листом на отлете еще энергичней металась из стороны в сторону. Поскольку тревога была общей, единодушие полным, ни одна из встреченных ею женщин не спешила уходить, и толпа разрасталась.
В первом кабинете им попался Вилнис Бренцит, однако тот отказался говорить по существу. При виде толпы возбужденных гражданок он поторопился снять очки; этот условный рефлекс у него сохранился с мальчишеских лет — в любой перенасыщенной страстями обстановке Вилнис Бренцит в целях безопасности спешил убрать с лица стекло.
— Ничем, уважаемые, не могу вам помочь, — Бренцит укрылся за своим письменным столом, — у меня одна голова на плечах, есть тут начальники повыше, у тех и голов побольше.
В результате настойчивых усилий женщинам удалось-таки пробиться к Рупейку. В свой кабинет разгоряченных посетительниц Рупейк не впустил, для переговоров вышел в коридор.
— Слушаю вас, гражданки. По какому вопросу?
— По вопросу о кладбище. — Леонтина тряхнула многострадальным газетным листом.
— Как, неужто все помирать собрались? — изумился Рупейк.
— Мы хотим лечь рядом со своими мужьями! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
Леонтина ощутила великое искушение на высокомерную насмешку Рупейка ответить какой-нибудь гремучей колкостью. Ах ты шут гороховый! Нет, она не из тех, кто позволяет с собой обращаться как попало. Однако пришлось сдержаться, разговор был слишком серьезен.
— Мы считаем публикацию извещения в газете явно поспешной, — заговорила Леонтина подчеркнуто официальным тоном, стараясь придать голосу как можно больше достоинства. — Мы просим письменного подтверждения, что нам на кладбище будут обеспечены места подле наших близких!
— Но ведь вы пока все живые!
— Как раз потому. Живых людей извещения, подобные этому, — Леонтина разорвала газетный лист пополам, — оскорбляют!
— К сожалению, отменить постановление не представляется возможным. — Теперь и Рупейк стал официально сдержанным. — Распоряжение объясняется не прихотью. Имеются предписания, существуют правила. Кладбище закрыто в ваших же собственных интересах. С санитарией шутки плохи. Занесет с водой какую-нибудь заразу, кто будет отвечать?
— Пусть это вас не волнует, вода в кладбищенском колодце лучшая в Зунте.
Хотя Рупейк, не будучи дураком, сразу же смекнул, что имеет дело с невиданными прежде недовольством и единодушием, более того, что новое постановление задело зунтян за живое, все это не изменило ни его отношения, ни хода мыслей. Опыт, вера и рассудок Рупейка покоились на основополагающем принципе, которому он следовал неукоснительно: что бы там ни было, шагай вперед, только вперед! Любая шумиха по поводу уже решенного вопроса неминуемо привлекла бы к себе внимание вышестоящих инстанций — что-то там не в порядке, что-то не так. А у него всегда во всем порядок. Всегда все правильно. Только вперед!
Несколько дней спустя после беседы Рупейка с женщинами умер Евинь Стрикис, у которого на Старом кладбище были похоронены родичи пяти колен. Дочке Евиня, прославленной в районе доярке, пришлось выслушать пространную речь о том, что ей своим примером надлежит выполнить важную воспитательную миссию — развеять предрассудки и глупость зунтян. Но случилась вещь неслыханная. Зять Евиня с помощью нескольких дюжих трактористов под покровом ночной темноты закопал покойника рядом с могилой его благоверной. Церемония прощания состоялась при свете дня уже над зарытой могилой. Рупейк объявил, что похороненный будет изъят из могилы, однако это осталось словами.