Кровавое королевство
Шрифт:
И когда дело касалось моей работы, когда дело касалось семьи, я доверяла плохим предчувствиям.
ЛИАМ
— Кто, блядь? — он заорал, почти выломав дверь, и замер на месте, только когда увидел меня. Он был без рубашки, и его джинсы низко висели. Взглянув ему за спину, я увидела, как Мина натягивает на себя простыни.
— Занят, брат? — Спросил я.
Его бровь приподнялась, когда он внимательно посмотрел на меня.
— Был.
— Было — это прошедшее время. Давай поужинаем.
— Сейчас час ночи, Лиам.
— Отлично, тогда позавтракаем.
— Он с удовольствием! —
— Видимо, я с удовольствием, — огрызнулся он на нее, прежде чем закрыть дверь. Сняв рубашку с головы, он просунул в нее руки.
Он не сказал ни слова, пока не заметил, что мы действительно идем на кухню.
— Мы действительно собираемся позавтракать?
— Я готовлю убийственные омлеты, — ухмыльнулс я, открывая дверь, и, как я и думал, все, кроме горничной, ушли. Она мыла полы.
— Ты можешь оставить нас, — сказал я, не потрудившись взглянуть на нее, пока шел к холодильнику.
— Когда ты говоришь «убийственные омлеты», это на самом деле не подразумевает смерти, не так ли? — спросил он, волоча табурет по земле, когда он поставил его рядом с кухонным островком.
Поставив яйца, лук и болгарский перец рядом с плитой, я поискал глазами сковороду.
— Ты действительно думаешь, что я убил бы тебя, брат?
— Зависит от обстоятельств.
— Каких именно? — Сковорода на плите, я схватил нож, и его взгляд упал на него, затем снова на мое лицо.
— Это ты мне скажи.
Нарезая лук, я не ответил, потому что не был точно уверен, как ответить или начать этот разговор. Самое замечательное в Ниле было то, что иногда ему не хватало терпения.
— Лиам, что, черт возьми, происходит? Почему ты готовишь мне омлет в час ночи?
— Моя попытка установить братские узы. — Я схватил красный перец.
— Братские узы?
Мне не понравилось, как он фыркнул.
— Что? Мы братья; у нас не может быть уз?
— Нет. — Он подавил смешок. — Или, по крайней мере, не в стиле «давай съедим омлет».
— Я уже порезал гребаный лук, у нас будет омлет.
— Конечно.
— Черт возьми, Нил… Ты можешь просто притвориться на секунду, что все нормально? Что мы, черт возьми, едим гребаные омлеты вместе? Иисус Христос.
Он больше ничего не сказал, пока я нарезал лук, затем с легкостью разрезал помидоры, затем взял кусочек сливочного масла.
— Где соль? — спросил он, и я почувствовал, как он заглядывает мне через плечо.
— Я не добавляю соль, я добавляю перец.
— Без соли? Что?
— Да. Без соли. У меня достаточно вещей, от которых повышается кровяное давление, спасибо, — проворчал я.
— Без соли не получится приличного омлета, — пробормотал он себе под нос. Когда я снова повернулся к нему, он притворился, что насвистывает, как будто это была какая-то чертова мелодия из шоу.
К счастью, это был его последний комментарий, поскольку я все подготовил. Я перевернул омлет один раз на сковороде, а затем переложил на его тарелку, прежде чем взять поваренную соль и поставить ее рядом с ним.
— Спасибо. — Он вывалил слишком
— Ты хотя бы чувствуешь его вкус? Выглядит так, будто тебе в рот засыпали соли. — Наблюдать за тем, как он ест, всегда было захватывающим зрелищем; можно было подумать, что он умирает с голоду.
Придвинув стул рядом с ним, я положил себе омлет, секунду глядя на наше отражение в нержавеющей стали на другом конце острова. Как всегда, когда дело доходило до мускулов, он превосходил меня. Он был как танк. Я всегда ненавидел то, как он возвышался надо мной в детстве.
— Ты когда-нибудь чувствовал, что отец ненавидит тебя? — В конце концов я сказал это, на что он закашлялся, его лицо покраснело. Закатив глаза, я протянул ему стакан воды. — Вопрос действительно настолько неожиданный?
— От тебя… да. — Он потер шею. — Ты это чувствовал?
— Я говорю не о себе, а о тебе. Но нет, никогда. Я всегда знал, что отец любит меня.
— Должно быть, здорово. — Он склонился над своей тарелкой.
— Ты чувствовал, что отец ненавидит тебя…
— Лиам, я съел твой омлет; ты объяснишь мне, что сейчас происходит?
— Уайатту кажется, что я его ненавижу, — призналась я, вздыхая и не утруждая себя едой. — Он ревнует к Итану, и, что хуже всего, он меньше думает о себе.
— Хм.
— Хм? Это все, что ты можешь сказать? Хм?
Он кивнул.
— Я не уверен, что сказать. Мне это кажется нормальным.
— Думать, что я ненавижу его, или ревновать, нормально?
— Может быть, не для тебя, — огрызнулся он в ответ. — Ты Итан. Ты всегда был от природы хорош во всем, за что брался. Даже когда ты был болен, ты работал в два раза усерднее и все равно доказал, что ты лучше меня. Это нормально для того, кто изо всех сил ревнует к тому, кто этого не делает. Неважно, насколько хорош Уайатт, Итан затмит его, и это отстой для Уайатта, потому что Итан делает это не нарочно. Он просто остается самим собой. Ты, с другой стороны, сделал это нарочно.
— Я? Я был практически калекой…
— Как долго это будет твоим оправданием, Лиам? Ты изо всех сил старался доказать отцу, что ты лучше меня, а я… я ничего не делал, только наблюдал, потому что не хотел снова облажаться как твой брат. Я допустил одну ошибку, и ты не мог отпустить ее. Прекрасно. Как бы то ни было, мы были детьми, я научился с этим жить. Но что насчет сейчас? Мы намного лучше, чем были раньше? ДА. Буду ли я по-прежнему рядом с тобой, даже если ты продолжишь ненавидить меня? ДА. Ты — кровь. Ты мой младший брат. Я помню день, когда ты родился. Я горжусь этим. Однако гордился ли ты когда-нибудь тем, что я твой старший брат? Нет, потому что это единственный титул, которого ты не можешь иметь. Независимо от того, что ты делаешь или насколько ты велик, ты все равно останешься вторым сыном Седрика Каллахана. На самом деле, для меня это ирония судьбы, но если бы ты родился первым, ты был бы замечательным старшим братом, потому что я был бы счастлив следовать за тобой, и ты бы никогда не беспокоился, что я собираюсь нанести тебе удар в спину из-за титула, который должен достаться первому сыну.