Кровавые поля
Шрифт:
Видел он и группы иберийцев, в шлемах с гребнями и туниках с багровыми полосами. В руках они держали маленькие круглые или прямоугольные щиты, длинные железные дротики и мечи – прямые или изогнутые. И дружно выкрикивали проклятия в адрес римлян.
Юноша почувствовал, как его охватывает ярость.
– Мы идем, ублюдки! – взревел он.
– Приготовьтесь умереть! – завопил Урс.
Их товарищи тоже выкрикивали оскорбления.
Многие вражеские солдаты начали метать дротики, взмывавшие в небеса тройками и четверками. Гастаты ответили радостными воплями. Сосед Квинта по палатке метнул один из своих дротиков; некоторые не выдержали и последовали его примеру.
– НЕ СПЕШИТЕ, ПРИДУРКИ! – заорал Коракс.
– ЖДИТЕ! – кричали другие офицеры.
– Пятьдесят шагов! – крикнул Коракс.
Лишь немногие вражеские копья долетали до легионеров, но это не остановило карфагенских солдат. Они продолжали метать дротики.
«Им тоже страшно», – подумал Квинт. Метание помогает справиться со страхом, показывает, что ты готов к схватке. Ему хотелось последовать их примеру. Все лучше, чем просто шагать навстречу смерти.
– Сорок шагов! Стойте. Первые восемь рядов, целься. БРОСАЙТЕ! – Правая рука Коракса метнулась вперед, клинок меча был направлен в сторону врага.
Одновременно остальные римские офицеры отдали такой же приказ.
– БРОСАЙТЕ!
Квинт никогда не видел такого количества дротиков в воздухе – тысячи смертоносных снарядов, описывающих изящные дуги. Незабываемое зрелище. Квинт поднял глаза и разглядел в далеком небе величественно парящего орла. При обычных обстоятельствах встреча с ним сулила удачу. Однако рядом кружили десятки стервятников, терпеливо дожидавшихся начала кровавого пиршества. Их присутствие представлялось куда более зловещим. Квинт заморгал. Справа, над полем сражения поднималась огромная туча пыли: это кавалерия с левого фланга Ганнибала атаковала правый фланг римлян. Квинт повернул голову – такая же туча пыли поднималась слева. Он ощутил тошноту. Именно в этот момент юноша увидел сотни вражеских дротиков, летевших в ответ.
«Начинается», – подумал он, и сердце отчаянно забилось у него в груди.
– ВТОРОЙ ДРОТИК! ЦЕЛЬСЯ… БРОСАЙ!
Повинуясь рефлексу, Квинт метнул второй дротик. Вокруг было столько своих солдат, что целиться не имело смысла. Он постарался бросить дротик как можно дальше, чтобы тот наверняка опустился среди рядов врага.
– ПОДНЯТЬ ЩИТЫ!
Вражеские дротики уже начали падать на легионеров. Гастат, находившийся в двух рядах впереди Квинта, застонал – дротик попал ему в шею. Со всех сторон слышались крики боли.
Квинт поднял над головой щит. Задыхаясь и потея, он ждал удара, слышал, как копья отскакивают от соседних щитов, и их грохот резко контрастировал с влажными звуками входящих в тело снарядов, за которыми раздавались крики. Он переглянулся с Урсом, стиснувшим зубы. Оба молчали. Что тут скажешь?
– ОПУСТИТЬ ЩИТЫ! ОБНАЖИТЬ МЕЧИ! – Коракс находился в двадцати шагах впереди, но шум стал таким оглушительным, что его слова в нем тонули. – ВПЕРЕД!
Квинт посмотрел по сторонам. Офицеры других манипул приказали своим солдатам двигаться вперед, но в рядах легионеров образовались бреши, которые требовалось заполнить. Кто-то оказался на несколько шагов впереди своей манипулы, другие на десять шагов отстали. Исходная единая шеренга потеряла целостность.
БУМ! БУМ! БУМ!
Гастаты начали стучать рукоятями мечей по щитам, Квинт последовал их примеру и, словно во сне, сделал несколько быстрых шагов, чтобы выровнять шеренгу. Легионеры, идущие рядом с ним, молились, ругались и что-то бормотали. Усилился запах мочи и страха. Но обратной дороги не было. Квинта окружали со всех сторон, и десятки тысяч солдат толкали его вперед. Он изо всех сил стиснул рукоять гладиуса – так, что побелели костяшки пальцев. «Юпитер, Лучший и Величайший, защити меня, – взмолился Квинт. – Марс, бог войны, накрой меня своим щитом». Это помогло. Немного.
– ДВАДЦАТЬ ШАГОВ, ПАРНИ! – рявкнул Коракс. – ПЯТНАДЦАТЬ. ВЫРОВНЯТЬ СТРОЙ!
«Они даже не пытаются заставить нас перейти на бег, – подумал Квинт. – Должно быть, из-за того, что среди нас слишком много неопытных солдат. Если они побегут, слишком многие потеряют равновесие и упадут, когда произойдет столкновение с врагом». От этих мыслей к горлу Квинта подступила тошнота. Четырнадцать шагов. Тринадцать. Двенадцать. Одиннадцать. Легионеры перестали стучать по щитам и приготовились к сражению, продолжая выкрикивать оскорбления в адрес неприятеля.
Поразительно, но именно в этот момент трое галльских воинов решили атаковать римлян – сами по себе. Квинт потрясенно смотрел, как они с безумным воплем помчались вперед. Послышались сдавленные стоны; металл ударил по металлу; новые крики.
– Проклятье, что происходит? – спросил Урс.
Он был ниже Квинта и видел лишь ряды легионеров, которые закрывали все остальное.
Две фигуры развернулись и побежали обратно к карфагенскому строю. Оба галла размахивали окровавленными мечами. Триумфальный крик встретил их возвращение.
– Пролита первая кровь, – мрачно ответил Квинт. – Двое легионеров, один галл.
Урс презрительно сплюнул на землю.
– А где остальные шлюхины дети?
Квинту хотелось согласиться с Урсом. Однако отвага, с которой атаковали галлы, и то, что двое из них сумели убить по легионеру, свидетельствовали, что сражение будет нелегким.
И да пребудут с нами боги.
– ВПЕРЕД! – взревел Коракс.
Манипула Коракса оказалась напротив «выступа» в линии врага, поэтому они первыми атаковали ряды карфагенян. Несмотря на то, что одна сторона не двигалась, удар получился достаточно сильным.
«Иначе и быть не могло», – подумал Квинт, поддерживая своим щитом идущего перед ним солдата, одновременно почувствовав прикосновение щита сзади. Легион растянулся на сотни шагов, поэтому прошло некоторое время, прежде чем все легионеры вступили в схватку.
Воздух наполнился скрежетом, грохотом и пронзительными криками. Множество щитов ударялось друг о друга, и тысячи легионеров, как их учили, старались заставить врага потерять равновесие.
Офицеры громкими криками подбадривали своих солдат; галлы испускали пронзительные боевые кличи. Сзади доносился зов труб; не смолкал жуткий вой карниксов. Затем – вопли раненых. Сначала закричал гастат из первого ряда, откуда-то справа от Квинта, но к нему тут же присоединились другие. Теперь он слышал несмолкающие крики боли, обращенные к равнодушному миру, какофонию карниксов и труб, повторяющийся скрежет оружия. Во рту у Квинта было так же сухо, как в пыли под ногами. Жара, заявившая о себе с самого утра, стала нестерпимой. Юноше казалось, что он зажаривается, точно кусок мяса на сковородке. Какое безумие заставило его стать пехотинцем?