Кровавые поля
Шрифт:
Неожиданный сигнал остановиться застал его врасплох, но Ганнон его выполнил.
– СТОЯТЬ! Не двигаться! – рявкнул он.
– Почему, командир? – спросил солдат слева от Ганнона. – Они же совсем рядом!
– Мы постараемся пропустить как можно больше этих псов, чтобы заманить их в ловушку, – внезапно сообразил юноша.
Солдат оскалил зубы.
– О, да, я понимаю, командир. Хороший план.
– А теперь молчите. Никакого шума и криков. Передай по рядам.
С ухмылкой солдат передал приказ товарищам. Ганнон отдал такое же указание солдату справа. Они стояли, побелевшими пальцами сжимая оружие, скрываясь
«Боги, – подумал Ганнон. – Так не может продолжаться. Они нас увидят. Рано или поздно это произойдет».
Его сердце успело сделать еще дюжину ударов, пока мимо них маршировали сотни римлян. Теперь их было так много, что некоторые прошли совсем рядом с шеренгами ливийцев.
– Стоять! – прошипел Ганнон. – Стоять!
«Ну, давай, Куттин, – подумал он, – отдай нам приказ!»
И тут воздух прорезал призывный вой труб.
– ВПЕРЕД! – закричал Ганнон. – УБЬЕМ!
– УБЬЕМ! УБЬЕМ! УБЬЕМ! – подхватили его солдаты.
Они находились всего в десяти шагах, когда один из легионеров повернулся в их сторону. Он даже не понял, что к нему приближается смерть. И только после того, как Ганнон оказался так близко, что уже видел следы оспы на лице ближайшего врага, он заметил среди врагов первые признаки страха. Солдаты разинули рты, в глазах заметалась паника, раздались отчаянные крики:
– Стойте! Стойте! Это враг! Разворачивайтесь, парни!
Но было уже слишком поздно. Ливийцы обрушились на незащищенный фланг римлян, точно демоны мести. Страх Ганнона исчез за кровавым туманом ярости боя. Он видел Перу в каждом римлянине, был готов прикончить всех.
УБЬЕМ! УБЬЕМ! УБЬЕМ!
– С такой скоростью мы скоро загоним ублюдков на западное побережье! – закричал Урс, который побежал медленнее.
Он вытер лоб тыльной стороной правой руки, которой сжимал меч, но только размазал по лицу кровь, превратившись в маньяка с безумными глазами.
«Наверное, я выгляжу так же», – подумал Квинт. Ему было все равно. Только движение – все остальное не имело значения. Мчаться вперед и уцелеть. Он смотрел вслед убегающим галлам и иберийцам, но не верил своим глазам. План Сервилия выполнялся с удивительной легкостью. Они ударили по иберийцам триариями с длинными копьями. Ошеломленные яростью атаки, галлы отступили. Этого оказалось достаточно, чтобы гастаты устремились вперед. Сражение стало еще более ожесточенным; галлы отступали, но отчаянно защищались. Нет, они не повернулись спинами к врагу, а продолжали оказывать сопротивление.
Однако легионеры медленно, но верно продвигались вперед, заливая кровью землю на каждом шагу. На участке, где сражался Квинт, им удалось оттеснить галлов на несколько сотен шагов. Но затем ситуация резко изменилась. Юноша не знал, что стало последней соломинкой, но многие
– Креспо? Ты ранен? – Квинт узнал голос Урса.
Он отвлекся от размышлений.
– Что?.. Нет.
– Рад слышать.
Он увидел флягу перед своим лицом и сделал пару больших глотков. Вода пахла навощенной кожей и была теплой, но во рту у него так пересохло, что ему было все равно.
– Вперед, парни. Вперед! Держать строй. Принципы и триарии идут вслед за нами.
Коракс говорил с другими офицерами, но результат оставался тем же. Квинт бросил флягу обратно Урсу, который остановился и снова повесил ее через плечо. Переглянувшись, они решительно двинулись дальше.
Три манипулы с Сервилием и Кораксом во главе продолжали атаковать единым отрядом. Однако они не могли долго сохранять строй – жажда крови и охотничий инстинкт завладели легионерами, а лишь немногие командиры способны удержать своих солдат в такой ситуации. У солдат появилась возможность уничтожить врага – именно так несли наибольшие потери обратившиеся в бегство армии. Бегущие солдаты не могли защищаться, они часто оставались безоружными, бросая мечи и щиты, чтобы те им не мешали. Римляне помчались еще быстрее, и воздух наполнился криками жаждущих крови солдат.
Страх Квинта уступил место возбуждению и жажде убийства. Он хотел отомстить за своих товарищей, погибших при Требии и у Тразименского озера. За невинных мирных жителей в Кампании и других местах, умерших от рук карфагенян. Он наносил режущие и колющие удары, рассекал плечи и выпускал внутренности. Одного вражеского воина Квинт обезглавил, двум другим отсек руки. Кровь забрызгала его щит, лицо и правую руку, но он не обращал на это внимания. Вокруг было столько крови, мочи и дерьма, что при ходьбе раздавались чавкающие звуки. Юноша ничего не замечал. Чтобы убивать людей в спину, не требовалось ловкости или умения, но и это уже не имело значения. Квинт разил врага до тех пор, пока его гладиус не затупился, а мышцы не начали наливаться усталостью.
Постепенно их наступление стало выдыхаться. На легионеров навалилась усталость. Они находились под беспощадным летним солнцем с самого восхода, маршировали, форсировали реки, наступали, метали дротики, участвовали в схватках. Даже убийство беззащитных врагов отнимает много сил. Наконец галлы и иберийцы сумели оторваться от преследовавших их легионеров. Страх придавал им дополнительные силы. Лишившись новых жертв и не в силах двигаться быстрее, легионеры Коракса перешли на шаг. Как всегда, центурион тут же начал отдавать приказы.
– Вы отлично поработали, парни. Пришло время немного отдохнуть. Выпить воды. Подышать.
Для Квинта слова Коракса прозвучали приглушенно, словно сквозь густой туман. Ему казалось, что он покинул собственное тело и наблюдает за происходящим со стороны. Вот он говорит несколько слов Урсу, делает пару глотков воды, стирает кровь с клинка, смотрит на изувеченный труп у своих ног… Затем его взгляд сместился влево, и Квинт увидел то, что не имело ни малейшего смысла. Он заморгал, бросил еще один взгляд в том же направлении и спустился с небес на землю.