Кровавые жернова
Шрифт:
Столик, заказанный Ястребовым, находился в углу зала. Над ним лохматилась растопыренная на дубовых панелях шкура бурого медведя, а с другой стороны скалила белые клыки и поблескивала выпученными желто-серыми стеклянными глазами волчья голова. На сцене в русском сарафане, цветастом платке, наброшенном на плечи, грузная певица тонким голосом выводила «Как упоительны в России вечера…». Водка в пузатых хрустальных графинах уже стояла на столе, и два официанта в алых косоворотках расставляли на
Илья Ястребов в сером костюме сидел под оскалившейся головой волка. Рядом с ним расположился Штольц, напротив Павел Богуш.
Одно место и один прибор оставались пока свободны. Богуш со Штольцем ждали Антона Полуянова.
– Ну, как вам, Илья? – с едва уловимым акцентом поинтересовался Аркадий Штольц, глядя на смуглые руки своего собеседника.
– Забавно, – ответил Илья Ястребов. Протянул руку и коснулся оскаленной пасти волка. – Как в музее.
– Может, интерьер здесь и чересчур экзотичный, но готовят, надо признать, отменно.
Продукты всегда свежие, – заметил Павел Богуш, наблюдая за тем, как расторопные официанты торопливо заставляют стол разнообразными аппетитными закусками.
Аркадий Штольц поглядывал на розовое мясо, золотистую семгу, искрящуюся икру в розетках и на холодную водку. Графинчики прямо на глазах покрывались туманной испариной.
– Ну, господа, по-моему, неплохо. И песня такая трогательная… Как вам? – обратился Штольц к Ястребову и Богушу.
Те в ответ кивнули, разворачивая на коленях туго свернутые салфетки.
– Честно признаться, надоели мне евроремонты, искусственный мрамор, хром, никель, позолота. От всего этого я в Европе устал, а вот такое мне нравится, оно греет душу, – и казахстанский немец провел ладонью по лакированным доскам стола. – Ничего с этим поделать не могу. В Европе, конечно, хорошо, там всего много. Но вот этого, – Штольц на мгновение задумался, подбирая слово, – изобилия нет, размаха нет. Там все как-то зажато, скомкано, все какое-то мелкое. А здесь зал так зал, человек на двести, наверное. Сидишь – шумно, весело, словно мимо тебя демонстрация по Красной площади плывет.
Богуш поморщился. Ему уже хотелось выпить.
И официант понял желание посетителя. Он ловко подхватил хрустальный графин за тонкое горлышко, наполнил рюмки водкой. Поклонился чуть ли не в пояс и укатил пустую тележку.
На столе уже горели настоящие, восковые свечи.
– Ну что, господа, – Ястребов осмотрелся вокруг, скользнул взглядом по сияющим, начищенным самоварам, – выпьем же русской водки.
– Русская водка – хорошая, – сказал Штольц, поднимая хрустальную рюмку. – За знакомство и удачу.
Выпили. Принялись закусывать. И именно в этот момент мобильный телефон в кармане пиджака Аркадия Штольца ожил, завибрировал
– Извините, – глянув на экранчик и пожав плечами, Штольц прижал трубку к уху.
– Значит, вот что, – сказал полковник Брагин, – звони, полковник, своим людям. Они у тебя под это дело заточены. Пусть твой майор Артамонов со своими людьми едет прямо в ресторан и во что бы то ни стало схватит Алатура.
– Да, господин полковник, пока мы в пути, – попросил специальный агент ФБР Нехамес. По-русски он говорил хорошо потому, что его предки были родом из Чернигова и до пятого класса Петя Нехамес учился в обыкновенной советской школе.
В 1974 году мать Аркадия повторно вступила в брак, и мальчик оказался в земле обетованной, в распрекрасном Иерусалиме. А уж оттуда, даже не успев толком выучить иврит, семья переехала в Соединенные Штаты и поселилась в Нью-Йорке, но, естественно, не на Брайтон-бич, ведь оттуда в ФБР не попадают.
Связь, внезапно оборвавшаяся, появилась, когда до Москвы осталось 90 километров. И полковник в черном костюме сразу же схватил трубку телефона спецсвязи, приказал Артамонову вместе с группой захвата лететь, обгоняя ветер, в ресторан «Русский двор» и кровь из носу задержать смуглого мужчину с документами на имя Ильи Ястребова или, возможно, Жоржа Алатура.
Полковник услышал короткое «Есть!», самодовольно потер руки и обратился к Брагину:
– Артамонов свое дело знает. Он и гаитян брал, и афро-азиатов, монголов, китайцев – в общем, мужик серьезный.
– Рискуете, – усомнился доктор, глядя на мелькающие за тонированным стеклом старые деревья. – Очень рискуете.
– Он человек? – полковник в черном, наглухо застегнутом пиджаке обратился к доктору Рибера.
– Человек, – ответил негр, перебрасывая толстую сигару в губах и нервно перебирая четки. – Облик у него человечий, это точно.
– А если человек, то Артамонов его возьмет.
Можете быть спокойны. Пока мы до Москвы доберемся, ваш Жорж Алатур уже окажется у нас в управлении.
Все это время Холмогоров сидел закрыв глаза. Лицо доктора Рибера оставалось мрачным.
Он словно окаменел, даже толстые пальцы не перекидывали четки. Лишь крестик покачивался в такт движению автомобиля.
– Будет решетку грызть ваш гаитянский колдун, и не таких шустрых обламывали, – бахвалился полковник, – Ладно, раздухарился, хватит тебе, – остановил коллегу Брагин.
– А что, не правду говорю, что ли? Вспомни трех из Конго, здоровенные как медведи, а Артамонов их воткнул мордой в асфальт, руки за голову. И ребята у него командиру под стать, лучшая группа в нашем управлении.