Кровавый Дунай
Шрифт:
Иржи, также обнаружив препятствие, всмотрелся в него и вполголоса промолвил:
– Речна баржа… Ропна… Руско – нефтяна. Утонула…
– Нефтеналивная баржа? – уточнил Котёночкин.
– Так.
Лейтенант обернулся к Савушкину.
– Товарищ капитан, из воды торчит только корма. Значит, подорвалась на мине…
Савушкин досадливо поморщился.
– Да не спеши ты диагноз ставить! Может, не всё так плохо, может, просто авиация поработала… Да даже если и мина – у нас водоизмещение всего семнадцать тонн, чуть больше, чем у рыбацкой лодки. А у этой баржи – тысячу. Чувствуешь разницу? – И, обращаясь к рулевому: – Иржи, ты что думаешь?
Словак мрачно кивнул.
– Мина. Томек говорил – америцки летадла кидают Дунай магнетицки мины…
Савушкин кивнул.
– Разумно. Магнитную мину простым тралом не вытралишь. А глубины для неё здесь самые подходящие, пять-семь метров… – Савушкин с досады ударил кулаком по крыше рубки: – Вот чёрт! Не хватало ещё на союзной мине подорваться! – И, уже обращаясь к лейтенанту: – Володя, на всякий случай кликни хлопцев наружу. Если подорвёмся – то наверху у них будет шанс уцелеть…
Из проёма боевой рубки показалось лицо Некрасова.
– Товарищ капитан, там у вас сыро и холодно. А у нас тут тепло и сухо. Мы лучше внутри посидим, при пулемётах. Тем более – их надо почистить, пять лет за машинками никто не ухаживал…
– Ты всё слышал?
Снайпер пожал плечами.
– Вас мудрено не услышать, на всю реку ругаетесь… Ежели мина рванёт – то всем капут, и на мостике, и в трюме. Так мы лучше в тепле смерть встретим, всяко приятнее…
– Ладно, вам виднее. Костенко! – кликнул Савушкин старшину. Тотчас в проёме рубки появилось лицо старшины.
– Вже тридцать пьять рокив Костенко… туточки я, товарищ капитан!
– Бочонок, что старик с собой нам дал – далеко?
– Пид рукою…
– Нацеди три стаканчика.
– Есть! – Чуть замешкавшись, старшина спросил: – Може, вы казали шисть? Тут шось плохо чувать…
Савушкин махнул рукой.
– Давай шесть. Но не больше, чем по сто грамм. Чисто в медицинских целях…
– Ото ж! – обрадованно ответил старшина и исчез в глубине рубки.
Появился он через пару минут, на медном подносе торжественно вынеся три серебряные чарки, до краёв наполненные ароматной янтарной жидкостью. Савушкин кивнул лейтенанту:
– Принимай, Володя! Иржи, бери чарку. Оскоромимся… Мало ли, сейчас мина рванёт у нас под брюхом, а мы даже и не попробовали палинку старика Томека…
– Типун вам на язык, товарищ капитан! – С этими словами Котёночкин поставил поднос на крышу рубки. Савушкин первым махнул свою чарку – палинка зашла мягко, почти как вода, но через несколько секунд зажгла настоящий огонь внутри. Самое то для такой погоды, подумал капитан…
– Старшина, а где такие чарки взял?
– Да тут, на камбузе. Тут всэ е, и посуда, и кастрюли, и сковороды, и сотейники… Хочь роту можно накормить!
Лейтенант, выпив свою палинку – выдохнул, и, оглядев реку – произнёс:
– А ведь в Будапешт мы к полуночи где-то придём, или даже ещё позже…
– И что? – спросил Савушкин.
– Там мосты. Опоры. Вероятно движение судов. Вряд ли можно будет фонари использовать…
Капитан задумался. А ведь заместитель прав…
– Иржи, как ты думаешь, в Будапешт нам стоит ночью входить? Или лучше днем?
Словак покачал головой.
– В Будапеште йе сем мостов. Два вельке островы. Не сом вельми добры капитан. Лепше цез день…
Савушкин кивнул.
– Значит, так и сделаем. От Комарома до Чепеля где-то сто сорок километров, тридцать пять мы уже прошли. То есть к сумеркам мы окажемся… – командир разведчиков достал из планшета карту, глянул, что-то прикинул, и продолжил: – Где-то в районе Дунакеси. Или… Погоди-ка… Смотри, Володя, – Капитан указал на карту: – За Вышеградом Дунай разделяется на два гирла, посередь которых остров Сентендре. Если мы пойдём по малому гирлу, что правее – вряд ли наткнемся на мины. На карте там указаны глубины в три метра, не думаю, что американцы туда свои железяки кидали, на таких глубинах они не успеют на боевой взвод стать. Мы по этому гирлу пройдём, хоронясь, и у островка Лупа заночуем. Как тебе такая мысль?
– Обнаружат нас мадьяры. Штатские или военные – по-любому. Ширина этого гирла – всего сорок-пятьдесят метров…
– Согласен, есть риск. Но вряд ли наше появление вызовет тревогу. С запада идём… Иржи, ты как считаешь?
Словак пожал плечами.
– Маме мадьярску влайку… флаг. Я вем морзеовку. Могу працовать на ратьер [9] , – и рулевой кивнул на фонарь с ручкой, установленный на крыше рубки.
– И что ты будешь отвечать, если нас с берега или с мадьярского корабля запросят опознавательные?
9
Ратьер – Сигнальный фонарь особого устройства, применяемый как средство связи в темное время суток на близком расстоянии (как на якоре, так и на ходу). Позволяет давать сигналы и вести переговоры (по азбуке Морзе) при помощи узкого луча света, посылаемого в определенном направлении. Этот луч бывает виден только там, куда он точно направлен. атьеРать.
Иржи улыбнулся.
– Зопакуем… ответим всетко, на цо опытаю. В таком почаси… в такой погоде ай так ниц не похопья… Не поймут!
– Ты просто повторишь их сигналы, я правильно понял?
Словак кивнул.
– Так.
– Хорошо. Значит, так и поступим. Ну а если что – у нас тут четыре пулемёта. Не дай Бог, конечно…
– Товарищ капитан, Эстергом! – произнёс лейтенант и указал на едва виднеющийся в ветреном дождливом сумраке величественный собор на правом берегу Дуная.
– Ого! – Только и промолвил Савушкин. Сооружение, построенное на прибрежной скале, действительно внушало уважение. Но долго наслаждаться видами им не довелось – с моста требовательно замигал зелеными вспышками сторожевой фонарь.
– Вот черти…, И погода им не указ… – Проворчал Савушкин и, повернувшись к Иржи, произнёс: – Ну что, давай, Юра, ответь им!
Словак кивнул, взялся за рукоять ратьера и принялся энергично отвечать неизвестным на мосту. Видимо, его сигналы их полностью удовлетворили – фонарь на мосту погас, и «Гизелла» благополучно проследовала по своему маршруту.
Как только катер разведчиков удалился от моста на дистанцию в триста метров – Савушкин не преминул полюбопытствовать:
– Что они запрашивали и что ты им ответил?