Кровавый Дунай
Шрифт:
– Нужны деньги? – Савушкин улыбнулся.
– Да.
– У нас есть. Марки или фунты стерлингов?
Старик уважительно покачал головой.
– Тогда не вижу препятствий. Канистры у вас, в вашем камьоне, есть?
– Пару штук найдется.
– Маловато. Ладно, я что-то придумаю. Давайте марки… Хотя нет. Лучше фунты.
Савушкин кивнул, достал из верхнего накладного кармана кителя кисет, и выложил из него на стол десять банкнот по пять фунтов стерлингов. Старик кивнул.
– Отлично. Этого должно хватить. – Подумав, добавил: – Через час иду.
Савушкин, вспомнив Нитранске Правно, спросил:
– А вы такого Йожефа Пастуху знаете?
Томек подумал с минуту, а затем неуверенно уточнил:
– З Нитранского краю?
– Да, из Правно.
Старик кивнул и улыбнулся.
– Да, помню. Нас в корпусе было двадцать тысяч человек, но очень много кого я помню, особенно словаков… Он из четвертый артиллерийский полк, до войны был в Нитра. Остался в Америке. Да, помню. – И ещё раз улыбнулся.
– Эк вас судьба побросала – по всему миру… – Сочувственно произнёс Савушкин.
Старый Томек вздохнул.
– Не по своя воля. Мы, словаки – домоседы.
Савушкин кивнул.
– У вас тут почти что рай. Вон, – он кивнул на сад, – Завтра ноябрь, а листья ещё на деревьях. В шинели жарко. И хоть война – нет проблем с продуктами…
– Земля хорошая. И руки. Мой сад каждый год даёт тридцать пять или сорок центнер яблок или абрикосов – но надо за ним каждый день ухаживать. Обрезать, окучивать, лечить… Каждый день!
– Хм… А что вы с такой уймой фруктов делаете?
Бывший легионер ухмыльнулся.
– У меня своя винокурня, как это называют в России. Делаю или абрикосовицу, или яблоковицу.
– Это в смысле… фруктовый самогон? Палинку?
Хозяин кивнул.
– Можно и так их назвать. Продаю большой склад алкоголя. Продавал… Сейчас не знаю, что делать с палинкой этого года – все бочки залил. Мадьяры не берут, война. – Подумав, добавил: – Я вам с собой дам бочку сто литров!
Савушкин хотел было отказаться – но в последнее мгновение спохватился и удержал в себе вежливый отказ. Чёрт его знает, как дальше пойдёт, а сто литров палинки – это сто литров палинки, всегда может пригодится…
– Спасибо!
Старый легионер махнул рукой.
– Не про что говорить. – Затем, взглянув на настенные часы, деловито произнёс: – Пора к мадьярам, за топливом для лодки.
Савушкин кивнул.
– Хорошо, когда вернётесь – будет кто-то из наших. Мы думаем грузиться завтра утром.
– Правильно. Сегодня я с Иржи поставлю насосы, зальём соляр, проверим моторы, ночью кто-то из вас будет спать на «Гизелле» – а на рассвете пойдёте в Будапешт. Вечером будете там. Знаете, куда вам надо?
– Остров Чепель.
– Я дам вам карту реки – старая, но другой нет.
– Ещё раз спасибо!
Старый Томек вздохнул.
– Не про что говорить, едете в самый пасть волка…
Савушкин развёл руками.
– Такая служба…
Старик ничего на это не ответил, лишь вздохнул, затем встал, взял шапку и вышел из дома. Савушкин – надо признать, не без труда – разбудил Некрасова и тут же сам завалился спать, отчего-то будучи в отличном расположении духа – хотя на следующий день им и предстояла дорога в самую волчью пасть, как сказал старый легионер Томек…
Холодный резкий ветер гнал непрошенные слёзы из глаз и тысячами мелких иголок колол кожу лица – но ни Савушкин, ни Котёночкин не уходили в рубку, своим присутствием поддерживая бодрость духа рулевого – которым попросился быть Иржи, мотивируя это просто: «Плавил сом са по Дунаю, а никто з вас то не робил!».
Шли на малом ходу, во-первых, из-за скверной погоды и слабой видимости – уже в тридцати-сорока метрах не было видно ни зги – а, во-вторых, принимая во внимание неопытность судоводителя. Иржи утверждал, что рулил катером многократно, но присутствовавший при этом старый Томек уточнил, что катер тот был обычной моторной лодкой, которой он дал порулить племяшу в тридцать седьмом году…
Погрузка «Гизеллы» прошла хоть и нервно – но в целом успешно: загрузили и оружие, и провиант – старик-хозяин напоследок расщедрился, и вместе с бочонком палинки закинул на борт мешок картошки, чем немало порадовал старшину Костенко – и всё, какое было, обмундирование, воинское и гражданское, вместе с чемоданами загадочных венгров. Ноябрь, в такую пору лишних шинелей или сапог не бывает… Сейчас в тёплой глубине рубки Некрасов со старшиной набивали пулемётные ленты, радист же прослушивал эфир – в данный момент это был их единственный источник информации…
– Володя, третий час идём по Дунаю, скоро будет Эстергом, мост Марии-Валерии, а там Вышеград – а никаких мадьярских или немецких военных кораблей так и не встретили. Зря только тряпку эту вывесили, – произнёс Савушкин и махнул головой в сторону кормы, где на ветру трепетал венгерский флаг, принесенный заботливым стариком-хозяином вместе с пятьюдесятью литрами солярки.
Лейтенант пожал плечами.
– Тоже поражаюсь. У них тут вроде должно быть до чёрта кораблей и судов, и своих, и трофейных – они ведь и чехословацкие, и югославские суда захапали… А никого. Но это нам на руку. И хорошо, что погода такая мерзкая, и мы на малом ходу идём – нас с берега и не видно, и не слышно!
Савушкин согласно кивнул. Осмотрев горизонт, произнёс:
– Полдень. А такое чувство, что утро ещё и не наступило. Ветер шквалистый, морось эта, мгла какая-то, сырость дикая… А ещё говорили – «голубой Дунай»…
– На больших реках всегда свой микроклимат. Иржи, что там? – Вдруг тревожно спросил лейтенант, указывая вперёд.
– Где? – Рулевой, всполошившись, начал вертеть головой.
– Впереди, правее фарватера!
Савушкин также всмотрелся в серую дождливую пелену, метавшуюся над Дунаем – и, действительно, впереди, ближе к правому берегу, увидел какую-то груду металла, торчащую из воды.