Кровавый приговор
Шрифт:
Мать Иодиче сделала шаг вперед и вышла из тени. Она заговорила тихим голосом, хриплым от долгого молчания и душевной боли. Было заметно, что ей трудно говорить не на местном диалекте, к которому она привыкла.
— Комиссар, бригадир, извините меня. Я невежественная женщина и не умею хорошо говорить. Всю свою жизнь я много трудилась. Это наша судьба — трудиться, чтобы растить детей. Моего сына я видела всю его жизнь; видела, как он рос — минуту за минутой. Я видела, как он плачет и смеется, а потом видела детей его и этой хорошей девушки, которая связала свою жизнь с его жизнью — с нашей жизнью.
Ричарди пристально посмотрел на старую женщину и ответил:
— Поверьте и вы тому, что я сейчас скажу вам, синьора: мы не желаем оставлять виновных на свободе. Обещаю вам, что мы продолжим расследование. Но я должен сказать вам: похоже, что убийца — ваш сын. Вы можете идти. Майоне проводит вас к выходу. Еще раз приношу вам соболезнования.
Обе женщины кивнули ему на прощание и направились к двери. Перед тем как выйти из кабинета, мать Тонино Иодиче снова повернулась в сторону комиссара и сказала:
— За то, что человек делает, он рано или поздно расплачивается, комиссар. Или получает награду. Помните, что «Хосподь не купец, который плотит по субботам».
Вернувшись после того, как проводил посетительниц, Майоне увидел, что Ричарди изумленно и растерянно смотрит на дверь.
— Что это значит?
— Что именно, комиссар?
— То, что сказала мама Иодиче. Что она имела в виду?
Майоне озабоченно смотрел на комиссара. Это расследование демонстрировало ему незнакомого Ричарди, не похожего на того, к которому он привык.
— Про Господа и субботу? Иногда я забываю, что вы не из Неаполя. В вашем родном краю так не говорят? Это пословица. Она означает: если кто-то что-то сделал, награда или наказание не выдаются ему в точно указанный срок, как долг человека человеку. Но я не думаю, что мать Иодиче угрожала нам.
Ричарди шевельнул рукой, словно хотел рассеять подозрение Майоне.
— Нет. Это я знаю. Просто я уже слышал эту пословицу. Я думал, что в ней говорится о долгах и оплате — в общем, что она имеет буквальный смысл.
Раздался осторожный стук в дверь, и перед ними возникло остроконечное лицо Понте, курьера при заместителе начальника. Понте быстро бросил взгляд на кресло, потом на стену и книжный шкаф и сказал:
— Комиссар, извините меня. Заместитель начальника ждет вас.
Поднимаясь по лестнице в кабинет Гарцо вместе с Майоне, Ричарди думал о беседе с женщинами из семьи Иодиче и о том, меняет ли их рассказ направление расследования. Узнав, что Иодиче покончил с собой, Ричарди начал подозревать, что хозяин пиццерии и есть убийца. Но сейчас он должен был признать, что рассказ этих двух женщин произвел на него сильное впечатление и поколебал его уверенность.
Кроме того, эта поговорка. До сих пор Ричарди думал, что преступление могло быть связано с ростовщической деятельностью Кармелы Кализе. Он считал, что ее последняя мысль, которую он услышал с помощью своего дара, относилась к уплате долга и, значит, подтверждала это предположение. Но теперь он узнал, что эта поговорка может относиться и к судьбе, и понял, что в этом деле надо прояснить еще несколько обстоятельств. Разумеется, самым вероятным убийцей остается Иодиче, но еще рано утверждать, что это он; сначала нужно довести расследование до конца.
Судьба. Снова эта проклятая непостижимая судьба — убежище от страхов и ответственности. «Это судьба», «пусть судьба решит», «пусть будет так, как велит судьба» — в рассказах, в песнях, в умах людей.
«Как будто все заранее определено и записано и ничто не оставлено на волю людей. А на самом деле никакой судьбы нет, — думал Ричарди, подходя вместе с Майоне к двери заместителя начальника. — Есть только зло и боль».
Гарцо с сияющей улыбкой вышел ему навстречу:
— Милейший Ричарди! Вот что такое наша жизнь! Мы снова стали свидетелями нескольких мелких преступлений, хотя в нашу новую эру преступлений почти нет. Наши дни — эпоха порядка и благополучия, но если какие-то безумцы нарушают порядок, именно мы должны его восстанавливать. Прошу вас, Ричарди, входите, пожалуйста, и садитесь.
Он говорил как на собрании, а Ричарди слушал эту маленькую речь с иронической улыбкой и думал: «Была бы моя воля, я бы послал тебя всего на один день в бедные кварталы, спесивый павлин! Я бы показал тебе порядок и благополучие!»
— Доктор, если у вас есть какие то указания, то готов выслушать. Как вы сами сказали, я занимаюсь расследованием. У меня мало времени.
Гарцо на мгновение сжал кулаки: Ричарди раздражал его своим поведением. Комиссар держался с ним спокойно и миролюбиво, но всегда без должного уважения. Однако заместитель начальника взял себя в руки: ему нельзя было отступать от линии поведения, которую навязывали обстоятельства.
— Именно о расследовании я и хотел с вами поговорить. Я слышал, что этот хозяин пиццерии, как его фамилия… — Гарцо взглянул на единственный листок, лежавший на его безупречно чистом письменном столе. — А, Иодиче. Он умер, верно? Умер от ран, которые себе сам нанес, — так сказано в отчете. Значит, дело закрыто. Еще один быстрый успех.
Ричарди уже ждал своего выхода на сцену и заранее приготовил реплику.
— Нет, доктор. Вас неверно информировали. Иодиче ни в чем не признался.
Гарцо поднял взгляд от листка и пристально посмотрел на комиссара поверх очков в золотой оправе, которые надевал во время чтения.
— Я и не говорил о признании. Его самоубийство само по себе признание. Убийцей был он, и совесть не давала ему покоя. По-моему, тут все ясно.
Ричарди резко качнул головой:
— Нет, доктор. Мы еще не закончили допросы. Нам нужно выслушать еще одного или двух человек и провести пару осмотров на месте происшествия. После этого мы, возможно, закроем расследование.
Гарцо театральным жестом снял очки:
— Как раз об этом последнем допросе, Ричарди, я и хотел с вами поговорить. Я знаю, что вы вызвали в полицию жену человека, который занимает видное место в обществе. Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, как важно поддерживать хорошие отношения с нашими городскими судьями и адвокатами. Я настойчиво прошу вас не создавать трений между нами и ими.