Кровавый приговор
Шрифт:
Он проклял расследование дела Кализе. Проклял свою работу, которая столкнула его лицом к лицу с Энрикой. Работа невольно заставила его обойтись с ней без должного уважения и этим вызвать ее гнев. Он видел этот гнев в ее внезапно сжавшихся губах и во взгляде, сверкнувшем из-за очков, словно молния. Ему никак не удавалось забыть напряженную спину Энрики, ее повернутые к нему плечи и горделивую походку, когда она шла к двери.
И вдобавок ему не давала покоя мысль, что Энрика, возможно, больна. Однако его привыкший к аналитической работе ум видел и другую возможность: речь могла идти о здоровье члена семьи или друга. Как ему хотелось успокоить ее!
Но под
Энрика вышла из своей комнаты, когда все остальные закончили ужинать. Она сказала, что чувствует себя немного лучше, и, задыхаясь от волнения, следя за тем, чтобы ни одно движение, ни одно выражение лица не изменились, чтобы все было как обычно, взглянула на темное окно дома напротив. Она смотрела на него много раз, каждый раз украдкой и краем глаза. Потом зажгла лампу, села в свое кресло и начала вышивать.
Половина десятого. Без четверти десять. Десять часов. Каждый раз, когда в маленькой столовой начинали отбивать время часы, ее сердце сжималось немного сильней, а тоска сдавливала горло так, что было трудно дышать. Четверть одиннадцатого. Половина одиннадцатого. Продолжая вышивать, Энрика считала до шестидесяти, а досчитав, начинала снова. Без четверти одиннадцать. «Еще минута, и я встану». Еще одна минута. Никогда, никогда за весь этот год он не опаздывал так сильно. Черное окно напротив казалось ей похожим на бездонную пропасть.
Энрика начала складывать свою вышивку, когда дверь комнаты ее родных закрылась на ночь. Потом выключила лампу. Ее щеки были мокрыми от слез.
Думая о своем жалком одиночестве, она закрыла ставни.
И как раз в этот момент в окне напротив зажегся свет.
У Анджело Гарцо, заместителя начальника управления полиции, в ящике письменного стола всегда лежало зеркало. Он придавал должное значение своему образу. На образе Гарцо была в значительной степени основана его карьера.
Часть образа — внешний вид; его Гарцо недавно улучшил, отпустив тонкие усы, которые были его гордостью. Но он помнил, что, кроме внешности, в образ входят составные части общественного статуса. Во-первых — семья, которая должна увеличиваться; у него было двое уже больших детей и скоро должен был родиться третий. Во-вторых, красивая жена, которая постоянно бывает в свете и в безупречности поведения которой нет никаких сомнений. К тому же она была племянницей префекта Салерно, а это тоже было неплохо в смысле продвижения по службе. Его забота о выполнении своих светских обязанностей стала почти манией: на каждом светском событии, театральном представлении или концерте его можно было увидеть во втором ряду, с ослепительной улыбкой на лице, одетого всегда соответственно случаю. С начальником управления он вел себя почтительно, но на самом деле ненавидел его от всей души и втайне надеялся занять его место.
Но его главным искусством и сильной стороной было умение угадывать соотношение борющихся сил. Он всегда оказывался по нужную сторону баррикады и в итоге оказывался среди победителей, но на удобном месте второго плана, с которого он, при необходимости, мог, не слишком пострадав, перейти на другую сторону.
Гарцо проверил длину своих усиков, за ростом которых следил, как цветовод за ростом орхидей, положил зеркало обратно в ящик и, довольный, бросил взгляд вокруг. Его кабинет был похож не на рабочее место чиновника, а на кабинет хозяина в роскошном особняке и сильно отличался от остальных комнат управления полиции. Здесь стояли кожаные диваны и кресла, а остальная мебель была из темного дерева. В шкафах стояли книги с неразрезанными страницами, но в красивых кожаных переплетах, по цвету идеально сочетавшихся с мебелью. На стенах семейные фотографии, каждая — в приличествующей случаю рамке. На почетном месте, как предписано, висят фотографии короля и дуче.
Гарцо отлично понимал, что как полицейский он очень далек от совершенства, но считал, что необходим как посредник между полицией и государственной властью, которую очень уважал. Он знал многих способных полицейских с хорошей логикой, и все они до сих пор барахтались, как в мелких лужах, в маленьких провинциальных управлениях. А он обогнал их всех. Главная и единственная способность, которая необходима для успеха, — умение обращаться с подчиненными. И чем сложней подчиненный, тем больше заслуга начальника.
Он вспомнил о Ричарди и вздохнул. Этот комиссар — лучший его сотрудник: молодой, умный, способный. Лучше всех умеет разгадывать загадки. Но у него совершенно нет дипломатических способностей. За последние три года Гарцо часто был должен восстанавливать отношения с видными жителями города, которым этот комиссар-интроверт наступал на ноги. Но еще чаще он наслаждался выдающимися успехами комиссара. В сущности, он и Ричарди созданы друг для друга. Комиссара, кажется, интересует только расследование и раскрытие преступлений. А для него главное — признание, награда, уважение начальства; чем меньше он пачкает руки в дерьме, тем для него лучше.
Если бы только Ричарди не вызывал у него такого беспокойства. Гарцо не мог определить, что за человек этот комиссар. Ричарди отгораживался молчанием, ироническими полуулыбками, манерой держать руки в карманах даже при Гарцо и, главное, этим своим непроницаемым взглядом.
Но работал Ричарди хорошо, это Гарцо должен был признать. За раскрытие убийства тенора Вецци, заколотого в театре Сан-Карло, заместителю начальника была даже лично объявлена благодарность по телефону из Рима. Гарцо до сих пор дрожал, когда вспоминал об этом. Он три раза произнес: «Так точно, ваше превосходительство». А пока телефонисты и секретари соединяли одну телефонную линию с другой, чтобы добраться до Самого, Гарцо успел поспешно причесаться и вытянулся по стойке «смирно», словно его можно было видеть через микрофон. Его имя оказалось на столе дуче! Мечта начала сбываться.
Именно поэтому он должен быть особенно осторожен. Пусть Ричарди работает согласно своим догадкам, но не будит спящих львов из высшего общества, которое живет в приморских кварталах.
Гарцо посмотрел на свой телефон. Аппарат был еще горячим: один «приморский лев» проснулся и только что закончил рычать.
42
Первое воскресенье весны не похоже на другие.
Оно начинается с колокольного звона, как все остальные воскресенья, но дает много разных обещаний и быстро начинает претворять их в жизнь.