Кровавый рассвет
Шрифт:
Коридор зиял перед нами длинной дырой, было безопасно, но когда я поворачивал ключ в замке, то чувствовал ее глаза на своей спине. В номере было одно кресло, одна, не особенно широкая, кровать и шкаф.
– Тайгер… Я сразу дал ей понять обстановку.
– Крошка, ты стоишь на трупах трех людей. Четвертым могу быть я… или ты, и не имеешь права спрашивать, а я не имею права отвечать. Милая моя, я переспал со столькими девочками, что страшно вспомнить, но сейчас не время играть в шаловливых котят. Я привел тебя сюда не для того, чтобы уложить в постель. Если я захочу
– Я никогда…
– Ты девственница?
Ева посмотрела на меня долгим взглядом и медленно опустила ресницы. Наконец она ответила:
– Нет.
– Это, конечно, преграда до тех пор, пока мы с тобой не очутимся под одним одеялом. Я подошел к телефону и набрал номер Рондины.
Черт! Я никак не мог перестать называть ее Рондиной. Рондина была мертва… Но это имя слишком долго хранилось в моей памяти, и я не мог от него избавиться. Никто не подходил, и я повесил трубку. Было поздно, слишком поздно…
– Ложись в кровать, – пробурчал я. – Я буду спать в кресле.
Ева кивнула, подошла к кровати и села. Я знал, что она следит за мной, поэтому рухнул в кресло и повернулся к ней спиной. Если вы видите прелестную женщину, которой только что обладали, скорченной у ваших ног, если вы сами только что пристрелили двоих, то с вами тоже что-то такое происходит, а это был чересчур длинный день даже для меня.
Теперь они охотились уже за двумя. Мы были дичью, а они охотниками, стрелками, и если мы не остережемся, то погибнем под перекрестным огнем. Какой ответ, какой выбор?
Я стал смотреть на далекое небо и темные силуэты небоскребов, наблюдая, как меняется цвет города от вспышек неона, и прислушиваясь к шуму и крикам на улице. Я гадал, где еще сейчас умирают люди и почему. Потом я задремал, держа в руке 45-й, но слышал – как дождь в отдалении – тихое мурлыканье, какую-то богом забытую мелодию и ощущал ноздрями аромат чудесного женского тела в комнате.
Руки ее были мягкими и ласковыми. Они разбудили меня: пальцы прошлись по щекам, разглаживая морщинки, затем стали перебирать мои волосы, трогать ресницы, на секунду прижались к моим губам. Они дарили ласку, несправедливо отнятую у кого-то другого. Там, за стеклом, вставало солнце – огромный оранжевый полукруг. Я потянулся вперед и почувствовал под своей ладонью ее руку.
– Тигр, – прошептала она, – мой тигр, идем спать со мной. Это был чудесный рассвет. Потом на нас брызнули красные, как кровь в первом причастии, лучи и затопили обоих.
Черт, как нежна она была, как покорна! Какое удивительно нежное тело. Бедра, как холмы прохладной пены, и эти изумительные впадины… Она принесла с собой какую-то симфонию плоти, женского естества и всепоглощающего желания. Она жаждала, она требовала, она умоляла. Ее рот словно обезумел, он был горяч, влажен, он требовал с такой страстью, что сам был похож на взрыв, взрыв желания. Ее губы извивались, это были касания, от которых
Но я не собирался сразу давать ей это блаженство. Она просила, теперь пусть получает. Она знала свое дело, когда-то испытала чувство полного растворения, она была всего лишь женщиной, женщиной, чей голод никто не мог понять и удовлетворить и, наконец, она нашла этого человека.
Потом наши тела вытянулись и как-то потускнели. Я принял ванну, побрился и разбудил Еву. От нее пахло заспанным женским телом. Я глядел на нее и проклинал самого себя. Но потом все-таки сказал:
– Все, крошка, вставай.
В кресле лежал мой 45-й, готовый пристрелить кого угодно. И я должен был позвонить Рондине. Как я мог объяснить, почему лишил ее брачной ночи? Почему не был с ней и где был вообще? Как сказать ей, что я теперь чувствую?
Она взяла трубку. Я постарался смягчить голос, но он все равно остался твердым.
– Это Тайгер, милая.
– О-о-о!
– Ты мне нужна. Можешь помочь?
– Тайгер, тебе никто не нужен по-настоящему.
– Ты мне нужна теперь же.
– Пожалуйста, Тайгер…
– Господи, оставим это. Вот что я тебе скажу. Если хочешь быть глупой бабой – прошу, но тогда не жалуйся. Я не буду умолять, запомни. Извини, что расстроил свадьбу, но некоторые вещи выходят на первый план, и это одна из них. Ты идешь вторым планом. И если у тебя будет новый мужчина, то и для него ты будешь всегда вторым планом – после его работы, а потому замолчи. Ты… Она не дала мне закончить.
– Тайгер… могу я попросить прощения?
– Конечно, куколка, но теперь я по-настоящему в плотном кольце.
– Знаю.
– Черт тебя побери, глупышка! Ничего ты не знаешь. У нас трое на счету, и один раз мы уже сами были покойниками.
Я схватил свой 45-й и сунул его в кобуру, чтобы не дрожали руки. Я слышал, как тяжело она дышит, и видел маленькую родинку под ее левой грудью. Наконец она промолвила:
– Я сделаю все, что ты скажешь, милый, – ее лондонский акцент слышался на этот раз более явственно.
Дьявол, чего же еще я ожидал? Я и так получил больше, чем заслуживал.
– Ты сегодня работаешь?
Она была переводчицей в ООН, но подрабатывала в английском посольстве и на приемах. У нее там были еще и свои дела, о которых она не рассказывала, но я догадывался. В свободное от основной работы время она присутствовала на секретных встречах, а когда было необходимо, то становилась курьером и секретаршей.
– До одиннадцати я на Генеральной Ассамблее, но потом свободна.
– Хорошо. Слушай и не задавай вопросов. За тобой следит парень из ИАТС, его зовут Альберт Кеттлер, – я быстро описал его внешность. – Он там для твоей защиты и для выяснения моего местонахождения. Сейчас я в кольце. Когда приедешь в контору, то надо, чтобы твои малышки его ненадолго задержали. Сама же быстро приезжай в тот маленький ресторанчик, где мы однажды были.