Кровная связь

Айлс Грег

– И да, и нет. Собственно говоря, сейчас я в Натчесе.

Еще никогда треск статических помех не казался мне таким пустым и гулким.

– Что ты делаешь в Натчесе?

– Я расскажу, когда ты приедешь сюда.

– Не смей так со мной разговаривать! Выкладывай немедленно.

– Увидимся, когда приедешь. Пока, мам.

Я обрываю разговор и гляжу на наш дом. Я бы хотела обработать всю свою спальню на предмет обнаружения других латентных следов крови, но у меня нет с собой необходимых химикатов. Люминол способен повредить генетические маркеры, используемые для идентификации человека, оставившего

следы крови. Другие же быстро испаряющиеся растворители ни разжижают, ни повреждают пятна крови. У меня есть такие в Новом Орлеане.

Мой сотовый снова звонит. Я нажимаю кнопку и говорю:

– Я все расскажу, когда ты приедешь сюда, мам.

– Это не твоя мамочка, – заявляет Шон. – Зато теперь, похоже, я знаю, почему ты наконец ответила.

Меня охватывает чувство вины.

– Эй, послушай, мне очень жаль, что я не ответила раньше.

– Все нормально. Я бы не пытался дозвониться к тебе сегодня, если бы не случилось кое-что важное.

– Что именно?

– Ты сидишь?

– Говори же, черт тебя возьми!

– Мы наконец нашли связь между всеми нашими НОУ.

Сердце у меня начинает стучать с перебоями.

– Ну?

– Ты не поверишь. Это женщины.

– Женщины? Какие женщины?

– Женщины, родственники жертв.

Я обвожу взглядом окрестности Мальмезона, и в голове моей возникает слишком много образов прошлого, чтобы понять, о чем говорит Шон.

– Расскажи с самого начала. Я не там, с тобой, помнишь?

– Когда убивают кого-то, кто не принадлежит к группе риска, подозреваемого в первую очередь нужно искать в семье убитого, правильно? А наши жертвы все до единого не входили в группу риска. Оперативная группа под микроскопом рассматривала жизнь каждого члена семьи. Ну так вот, сегодня утром мы узнали, что женщины, родственницы двух жертв, посещали одного и того же психиатра.

Мне становится жарко.

– Каких именно жертв?

– Номер два и номер четыре. Ривьеры и ЛеЖандра.

– И что это за родственницы?

– Дочь Ривьеры и племянница ЛеЖандра.

– Черт возьми! А как зовут мозголома?

– Натан Малик.

Я роюсь в памяти.

– Никогда не слышала о нем.

– Ты меня удивляешь. Он довольно хорошо известен. И главным образом своими сомнительными методами. Он даже написал пару книжек.

– О чем?

– Подавленные воспоминания. Хотя, говоря их языком, правильнее будет сказать «воспоминания, вытесненные в подсознание». Так вот, если не ошибаюсь, он помогает вытащить их обратно.

Ага, вот это мне уже кое о чем говорит.

– Обычно это связано с сексуальным насилием, принуждением к сексуальным отношениям.

– Я знаю. Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Убийства из мести. Наши жертвы – это сексуальные насильники, жестоко обращавшиеся с детьми, и теперь бывшие жертвы их убивают. Или это делает мужчина, приходящийся родственником кому-то из тех, кто подвергся сексуальным домогательствам. С этой точки зрения, учитывая пол и преклонный возраст всех наших жертв, все великолепно сходится.

– Именно так я и подумал, – соглашается Шон. – Мы проверяем каждого родственника жертвы на предмет посещений Натана Малика или другого психотерапевта. Это чертовски нелегко, должен сказать. Две женщины, которых нам удалось связать с Маликом, скрывали тот факт, что обратились к нему. Они платили ему наличными, а своим семьям лгали, не говоря, куда ходят на самом деле. Нам удалось вычислить их только потому, что они буквально помешались на том, чтобы скрыть свои расходы. У обеих оказались просто фантастически подробные записи своих трат. Психиатр ФБР из Куантико считает: существует большая вероятность того, что доктор Малик сам совершил эти убийства. По его словам, есть такое понятие, как «контрперенесение», когда психотерапевт субститутивно испытывает боль своих пациентов. Этот мозголом из ФБР утверждает, что подобные ощущения вполне могли подвигнуть доктора Малика на совершение актов отмщения, как если бы он сам в детстве был жертвой сексуальных домогательств. А Малик обладает необходимыми знаниями, чтобы обставить все так, чтобы его действия походили на заурядные убийства на сексуальной почве.

– Кто-нибудь уже разговаривал с доктором Маликом?

– Нет, но он находится под наблюдением.

– Сколько ему лет?

– Пятьдесят три года.

Итак, возраст психиатра выходит за рамки стандартного профиля серийного убийцы, составленного ФБР, зато вполне вписывается в границы вероятности, если верить литературе. Я с восторгом ощущаю прилив адреналина в кровь.

– И что дальше?

– Поэтому я тебе и звоню. Мы хотим, чтобы ты проверила карты-записи о состоянии зубов Малика. Посмотри, не соответствуют ли они отметкам зубов на телах жертв.

– А эти карты у вас уже есть?

– Нет.

– Когда вы их получите?

– Не могу сказать точно.

– Ничего не понимаю. Что происходит, Шон?

– У нас есть фамилия зубного врача Малика. А поскольку ты знаешь практически каждого чертового дантиста в районе Нового Орлеана, мы надеялись, что ты сможешь поболтать с ним неофициально, скажем так. Может быть, взглянуть на снимки зубов, если получишь их по факсу. Просто чтобы убедиться, убийца Малик или нет.

В голове у меня начинает звенеть тревожный колокольчик.

– Поболтать неофициально? Ты что, считаешь меня дурой?

– Нет.

– Кому это нужно, Шон? Оперативной группе? Или тебе лично?

Возникшая пауза достаточно красноречива, чтобы я сама догадалась.

– Ты сошел с ума? Да никакой дантист не даст мне и одним глазком взглянуть на эти снимки, не имея на то решения суда. Особенно с учетом новых веяний в законодательстве. Когда ты сможешь получить решение суда?

– Этот вопрос как раз сейчас обсуждается на заседании оперативной группы. Проблема заключается в том, что как только мы попросим разрешения взглянуть на эти снимки, Малик поймет, что мы проявляем к нему интерес.

– Ну и что? Если снимки его зубов совпадут со следами укусов на телах жертв, это не будет иметь никакого значения. А вот если я нарушу закон, чтобы «неофициально» взглянуть на эти снимки, или его нарушит дантист Малика и это выяснится в суде, разве Малик не соскочит с крючка?

– Если этот вопрос всплывет во время судебного заседания, то да. Но ведь ты в приятельских отношениях в этом городе со всеми. Во всяком случае, с теми, кто имеет отношение к зубоврачебному промыслу.

– Вот тут ты крупно ошибаешься, Шон. Меня лишь терпят – может быть, даже уважают, скрепя сердце. Но если я…