Кровный долг
Шрифт:
Грейсон закрывает меню и постукивает по нему пальцем.
— Я не пытаюсь тебя разозлить.
— Ты это делаешь.
— Деми…
Официантка возвращается.
— Что я могу вам предложить, мэм? — подсказывает она, все время глядя на свой блокнот, как будто от этого зависит ее жизнь.
— Болоньезе, пожалуйста.
Она что-то пишет в блокноте.
— Для вас, сэр?
— Рибай, редкий, и кровяной тоник.
Напитки, настоянные на крови, для меня не новы. Вампиры давным-давно открыли свои собственные клиники крови,
— Ты не пьешь из вены?
Грейсон отпивает воду.
Вампирам не нужна вода или пища, чтобы выжить, но человеческие привычки сохраняются у тех, кто был обращен. Прирожденные вампиры — те, кого родили родители-вампиры, — обычно не утруждают себя употреблением пищи, поскольку все, что они когда-либо знали, — это кровь.
— Зависит от моего настроения. Я не очень люблю пользоваться фидерами, и мне лень найти желающего участника.
Я киваю и тихо выдыхаю воздух.
— Не все ли равно, от кого это исходит? Кого это волнует, пока это кровь, верно?
Он морщит нос.
— Очень важно, от кого и чего это происходит. Кровь животных явно безвкусная. Предпочтительнее человеческая кровь, но у каждого уникального штамма ДНК свои вкусовые нотки. Как у вина.
— Какая я на вкус?
Он прочищает горло.
— Проблемная.
Я щурюсь на его шутку и поднимаю бровь.
— Я серьезно, какой у меня вкус?
— Медь — самая тяжелая нота в крови любого человека. Отсюда разнообразие вкусов и особенностей поведения, которые влияют на вкус.
— Не то чтобы мне не понравилась лекция, но ты не против перейти к сути?
Он улыбается.
— Корица, кардамон и вишня.
— Ага, — говорю я, теребя свернутое серебро. — Итак, вкусно?
Почему меня волнует, думает ли он, что у меня хороший вкус? Я беру свои слова обратно: это, безусловно, самый странный разговор, в котором я когда-либо участвовала.
— Можно и так сказать. — говорит он, отклоняясь, наблюдая, как официантка возится с дверью.
Наконец она открывает ее, принося с собой блюдо, полное еды и напитка Грейсона.
От моего блюда поднимается пар; оно вкусно пахнет. Я беру одну из хлебных палочек и откусываю от нее, пока она ставит тарелку Грейсона на стол. Лужица крови окружает едва разогретое мясо. Тоник для крови, который он заказал, светло-красного цвета, намного светлее, чем флакон с кровью, но не совсем розовый.
Официантка снова выбегает из зала. Я игнорирую Грейсона и ем свою пасту, старательно избегая смотреть на него, на случай, если из-за этой истории с кровью у меня пропадет аппетит. Я умираю с голоду, и прошло много времени с тех пор, как я ела приличное итальянское блюдо.
Грейсон отхлебывает из своего напитка, и этот звук привлекает мой взгляд к
— Хочешь попробовать?
Я качаю головой.
— Нет. — говорю я и продолжаю есть.
Он пожимает плечами и принимается за свое кровавое блюдо. Мясо все еще достаточно сырое, я не удивлюсь, если оно встанет и начнет отбивать чечетку. Вот почему люди становятся вегетарианцами.
Нет, не мысль о мясе, отбивающем чечетку, а осознание того, что мясо отвратительно. Стейк никогда не вызывал у меня отвращения, но прямо сейчас у меня начинает скручивать желудок. Грейсон одобрительно хмыкает.
— Блин. — я бросаю вилку и сажусь. По крайней мере, он подождал, пока я почти наемся, прежде чем начать.
— Я чувствую твое осуждение, Деми. Такова моя природа, ты не можешь меня за это винить.
Черта с два я не могу.
Наблюдать за тем, как он пережевывает пищу, для меня слишком, поэтому я останавливаюсь на наблюдении за посетителями. Женщина запрокидывает голову и смеется, жест такой беззаботный. Ее кавалер тоже смеется. Я хмуро смотрю на них.
Осознают ли они, где находятся?
Затем я замечаю заостренный кончик одного из ее клыков. Я прищуриваюсь и внимательно осматриваю остальных посетителей. Большинство из них до смешного красивы; иногда я замечаю вспышки клыков. В этом ресторане полно кровососов.
Неудивительно, что официантка такая пугливая. Я была бы в шоке, если бы мне пришлось работать здесь, зная, кого я обслуживаю.
— Ты сыта? — голос Грейсона полон беспокойства.
— Достаточно сыта. — я смотрю на его тарелку, которая теперь пуста. — Ты?
Он кивает и допивает остатки напитка, вздыхая в знак признательности.
— На что это похоже на вкус?
— Тоник горький и перекрывает большую часть вкуса. Эта кровь немного кислая, слегка испорченная употреблением наркотиков.
— Зачем ты это пьешь, если это отвратительно?
Он улыбается.
— Я не говорил, что это отвратительно.
— Испорченно?
— Ты любишь творог?
— Иногда. — я отпиваю воды, глядя на него поверх стакана.
Его голубые глаза терпеливы и добры.
— Это похоже на это. Вкус другой, но не обязательно плохой, если правильно смешать его с другими ингредиентами.
— Поверю тебе на слово, — говорю я, поставив чашку. — Могу я сейчас вернуться в свою комнату?
— Конечно, давай.
Грейсон
— Как это было? — спрашивает Кольт, когда я позже нахожу его в кабинете читающим книгу.
— Как и следовало ожидать, за ней нелегко ухаживать.
Он закрывает книгу и бросает ее себе на колени.