Кровоточащий город
Шрифт:
— О, это круто. С удовольствием прокачусь в Вегас. Видела фильм с Николасом Кейджем. Гламурное место. Мне такие нравятся: за шиком и блеском — нутро стремное. Недавно один араб возил нас, всех девочек, в Дубай. Вот там примерно так и есть. Фасад — начищенное стекло и позолота, а зайди с черного хода, где потемнее, — шлюхи, наркотики, разврат. — Лоретта прижалась ко мне, смутилась, будто что-то вспомнив, обняла покрепче и заерзала жесткой попкой. Она была такая маленькая, ее вдруг так захотелось защитить.
— Ты давно здесь работаешь, Лоретта?
— Не очень. — Девушка слегка посмурнела, но взгляд ее тут же смягчился. — Год. Уже почти год.
— По ощущениям, наверно, долго.
— Знаешь, год есть год. — Она отчего-то снова насупилась.
— А деньги хорошие? Оно того стоит?
— Да, бывает, что очень хорошие. Случаются, конечно, и пустые недели, но вообще-то хватает. По крайней мере, уходить не хочется.
— По-моему, все работы такие. Везде платят столько, чтобы человек продолжал работать, чтобы не послал все к чертям и не ушел куда глаза глядят. Или, может, это как-то связано с нынешней стадией капитализма. В том смысле, что размер заработка значения не имеет, потому что стоимость вещей, без которых, как нам кажется, прилично жить нельзя, не позволяет вырваться из колеса. Мы запрограммированы на недовольство тем, что имеем. Мы чувствуем себя несчастными; нам внушили, что единственный выход — это достичь некоего мифического уровня богатства, который позволит ни о чем не беспокоиться.
— У меня все нормально, — сказала она. — И будет все нормально. Работа мне нравится. Могло быть намного хуже. Меня это не засосет. Я знаю девушек, которые во все это верят. Слушают разговоры о деньгах, машинах, вечных праздниках — и верят. Но это же смешно. А меня от этой работы просто вштыривает. И все.
Лоретта отхлебнула шампанского, икнула, и золотистая струйка, сбежав по подбородку, протекла между грудей и собралась маленькой лужицей в мягкой ложбинке на животе. Она оглядела зал, потом посмотрела на меня, как будто даже с жалостью.
— Черт, шеф… Слишком долго я тут с тобой… — Голос ее прозвучал неожиданно резко. Она отставила бокал и вытянула пальцы, так что они стали похожими на когти. — Буду заканчивать?
Лоретта приподнялась, ловко стянула стринги, и вот уж она совсем голая. Ее тело накатило на меня, как прибой на берег.
— Положи руку на колено, — прошептала она и, щекоча мне губы твердым соском, опустилась на мою влажную ладонь.
Я ощутил давление лонной кости, тепло густых, чуть скользких лобковых волос и попытался просунуть в нее палец, но не смог. Она выпрямилась и отстранилась; промежность у нее осталась сухой, не тронутой возбуждением, у нее между ног будто бомбейская утка. [14] Песня закончилась, я убрал руку, Лоретта поднялась и, прижав к груди одежду и не глядя на меня, отступила. Энцо протянул три бумажки по двадцать фунтов, и она, сложив их вчетверо, торопливо вышла через заднюю дверь.
14
Хищная рыба, обитающая в Аравийском море. Перед употреблением ее обычно солят и сушат, после чего она приобретает сильный характерный запах.
Мы вернулись в бар, где все столы уже заняли парни из Сити. Японцы и корейцы ретировались, вокруг были только розовые рубашки и подтяжки, из зажимов для купюр высовывались двадцатки и полусотенные, и какой-то толстяк с потной багровой физиономией бросал в стриптизершу кубики льда. Один из вышибал оттащил его в сторону и прижал к стене. На выручку толстяку поспешили товарищи, охранника обступили, кто-то совал ему деньги. За соседним столиком три трейдера-азиата из «Беар Стернс» жаловались управляющему, что девушки выпили у них слишком много шампанского. Вымотанный, я плюхнулся на стул рядом с Яннисом. Он налил мне полный бокал и, похлопав по колену, повернулся к сцене.
Когда я вернулся домой, квартирка показалась мне крошечной, ободранные обои и дребезжащие трубы раздражали сильнее обычного. Сознавая убогость своего существования, я остро завидовал яркой жизни Янниса и Энцо. Из клуба мы вывалились около двух часов ночи — Кристос подрался с каким-то трейдером, отпустившим нелестный комментарий по поводу его габаритов, и вышибалы выставили нас вон. Голова раскалывалась от шампанского, память о ерзающей на коленях Лоретте отдавалась сердечной болью, покуда я среди холода ночи ждал такси до Фулхэма.
Утром в субботу я добрался до офиса в нелучшем состоянии: во рту сушняк, в горле першило, руки дрожали. По дороге на работу я несколько раз похлопывал себя по карману, проверяя, на месте ли заветная коробочка с голубыми пилюлями, страховочное средство на случай кризиса. Мэдисон уже сидела за столом и яростно стучала по клавишам, кивая головой, как клюющая зерно птичка. Я опустился на стул, попробовал почитать статью об отношениях «Форда» с профсоюзами, поработал над презентацией пенсионной калькуляции, списанной с интернет-сайта Ассоциации американских актуариев, и только тогда увидел лежащий на полу возле стола мяч Бхавина. Пнув мяч в дальний угол, я равнодушно заглянул в кабинет нашего нового генерального, посмотрел на фотографии его красавицы жены и улыбающегося малыша. Возвращаться за стол не тянуло. Я вышел, купил в «Старбаксе» два кофе, толстой белой струей насыпал сахару в латте и, потягивая горячий напиток, поднялся на лифте в офис. Мэдисон продолжала работать в том же яростном темпе, бормоча что-то себе под нос.
— Калькуляция со сложным процентом… понижающий коэффициент за последние месяцы… Кредитное плечо слишком высоко для этой отрасли в данной точке цикла…
Я поставил стаканчик возле ее мышки, придвинул кресло Баритона, сел рядом. Она продолжала печатать, словно не замечая моего присутствия. Я посмотрел на монитор через ее плечо. Работа касалась какой-то норвежской компании, занимавшейся производством упаковочной тары. Анализ рабочего положения компании, критика менеджмента, рекомендации по улучшению ситуации — все было безупречно. Не в первый уже раз я подумал о том, как несправедливо поступили с Мэдисон, не назначив ее портфельным менеджером. В конце концов она все же повернулась и посмотрела на меня насупленно и озлобленно.
— Конечно, я злюсь. — Голос ее прозвучал непривычно резко и сердито. — И у меня есть на то все основания. Что бы я там где-то ни говорила, мы оба знаем, что я заслужила это место. Да, конечно, ты не виноват, но я все равно виню тебя. Янниса назначили только потому, что его папочка выписал этой компании очередной чек на двадцать миллионов. Думаю, старика беспокоит, что сынок не растет в профессиональном отношении, вот он и подмазывает колесики. Ладно. Это я понять могу. Так работает бизнес. Но я лучше тебя. И богатого папаши у тебя нет. А это показывает, как важно вовремя лизнуть задницу начальству, чем ты и занимался. Похоже, Катрина высокого о тебе мнения. Говорит, что ты принес свежее дыхание. Считает тебя гением, который только ждет своего часа. По-моему, она хочет с тобой переспать. А я… я просто злюсь.
Я покрутил стакан с сиропным остатком на донышке и, проглотив его, поморщился от сладости. Стаканчик, пролетев через офис, угодил в корзину Лотара.
— Ты права, я ни при чем. Но мне от этого не лучше. Конечно, повысить следовало тебя. Посмотреть хотя бы на то, что ты сейчас делаешь. Я бы так и за миллион лет не написал. И я знаю, как много это для тебя значит. Прости, прости меня, Мэдисон. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями. Было бы неплохо сделать что-нибудь вместе. Не здесь. Может, познакомишь меня с Рэем?