Кровоточащий город
Шрифт:
Катрина изо всех сил поддерживала бизнес, засиживаясь допоздна с Лотаром, продавая все, что только можно, избавляясь от активов. Держалась она только на нервах, красилась меньше и начала курить. Однажды мы вышли на ланч, и Катрина споткнулась и едва не упала. Поддержав ее под локоть, я подумал, что она падала, как старуха. Лотар перебрался за стол Мэдисон, взяв на себя роль портфельного менеджера, а Баритон пытался в одиночку справляться с аналитикой. Брать кого-то на освободившиеся места, пока компания не выбралась из кризиса, не имело смысла. Да и желающих пойти в «Силверберч», когда газеты предрекали ему неминуемую гибель, нашлось бы немного.
В
— Эх… не винтажное. Жаль. Впрочем, в этом месяце в Сити шампанское пьют немногие. Грустно, когда из компании кто-то уходит, но я всегда говорил, что одни уходят хорошо, а другие плохо. Чарлз Уэйлз определенно из первых. Он поработал здесь и аналитиком, и портфельным менеджером, а теперь покидает нас, чтобы стать журналистом. В последнее время я видел многих журналистов и…
Он шагнул ко мне, схватил обеими руками за шею и надавил на горло большими пальцами. Надавил с такой силой, что мне пришлось упереться подбородком в его запястья. Председатель разжал пальцы и усмехнулся.
— В трудные для компании времена Чарлз работал с полной отдачей, не жалея себя, и неизменно ставил интересы фирмы превыше всего остального. Я каждую неделю получаю распечатку и вижу, когда человек приходит и уходит. Могу сказать, что Чарлз работал едва ли не каждый уик-энд, зачастую допоздна. Мы хотели подарить ему что-нибудь, что-то особенное, чтобы он помнил о нас, но решили воздержаться от сантиментов и подарить деньги. Держи, Чарлз.
Он протянул мне конверт. Я открыл его, увидел чек и, сдержав нетерпение, прочитал не отличавшиеся оригинальностью пожелания. Банальные заверения в дружбе от людей, которые и не знали меня толком, длинное и цветистое пожелание от Катрины, небольшой шарж — я в задумчивой позе, — выполненный Баритоном. Лотар расписался так, что ему не хватило места, и последние слова, зажатые в самом уголке, было почти не разобрать. Я посмотрел на чек. 10 000 фунтов. Я тяжело опустился на стул. Председатель поднял стакан:
— Давайте все вместе пожелаем Чарлзу самого лучшего в его новой жизни. За Чарлза.
Народ разошелся, а я сидел, растерянно глядя на чек. Кто-то из секретарей прихватил, уходя, недопитую бутылку. Я поднялся, вошел в кабинет к председателю и закрыл за собой дверь.
— Вы очень щедры. Я… даже не знаю, как вас благодарить.
Он сидел перед монитором, боком ко мне, и просматривал почту, безжалостно удаляя сообщения.
— Я хотел, чтобы ты знал, что это все было не зря. Иначе было бы несправедливо. Катрина и Лотар вложили по тысяче, остальное мое. По-моему, вполне достойно. А теперь послушай. У меня сейчас телеконференция, но я искренне желаю тебе удачи. Уверен, все будет хорошо. И между нами, если мы прорвемся, для тебя всегда найдется здесь местечко. А теперь быстренько проваливай.
Я шагнул к нему, пожал его здоровенную ручищу и вышел из офиса. Катрина и Лотар сидели
На следующее утро мы с Джо поехали в Мэйфер. Она осталась в машине, а я поднялся в офис и собрал вещи в старую спортивную сумку. Лотар разговаривал по телефону, но, когда я помахал ему, улыбнулся и поднял руку. Подбежавшая Катрина обняла меня. Председатель уехал на встречу в Сити. Проходя по коридору, я провел пальцами по панели красного дерева, приложил ладонь к стеклянной стене зала для совещаний, в последний раз посмотрел через пустой кабинет председателя на свой стол. Та же секретарша, которой я отдавал пальто в день интервью, поцеловала меня в щеку. С тех пор она располнела и счастливо вышла замуж за трейдера из «Леман бразерс». Я вышел из офиса и глубоко вдохнул, чтобы навсегда запомнить запах этого места. Потом вернулся к машине и бросил сумку на заднее сиденье.
Стоя рядом с «поло», я в последний раз посмотрел на высоченное здание. Огромное, оно возвышалось надо мной, словно было построено с таким расчетом, чтобы накрывать своей тенью всю площадь. Кирпичи в лучах послеполуденного солнца отливали красным. В тени этой громадины стояла Мэдисон со стаканчиком из «Старбакса» в одной руке и сигаретой в другой. Она тоже помахала мне, поправила очки на носу и отвернулась. Порыв ветра тронул платаны, и я услышал привычный шорох. Джо смотрела на меня из машины, прижавшись к стеклу.
Я не стал говорить Джо о чеке. Он лежал в кармане пиджака и жег кожу, но рассказать о нем я не мог. Чек не вписывался в мое представление о Сити, опровергал теорию о том, что здесь все эгоисты, все помешаны на деньгах и чем они богаче, тем прижимистее. Конечно, для председателя, Лотара и Катрины эта сумма ничего не значила: столько они могли потратить на обед с друзьями в субботу, во столько обходился месячный обогрев бассейна. Но для меня десять тысяч были большими деньгами. Теперь я мог жить у Джо, не чувствуя себя иждивенцем, но не в силах был признаться, что получил чек от щедрот начальства, в этом было что-то постыдное.
Вечером мы сидели в баре «Е&О», ожидая, когда освободится столик. Я заказал ресторан, ничего не сказав Джо. Мне хотелось увидеть, как зажгутся ее глаза, когда она услышит эту новость. Джо радовалась, словно ребенок, даже сильнее, чем я сам в конце своей работы. Прислонившись ко мне, она ухватила губами соломинку и потянула мой виски.
— Нет, правда, скажи, каково это. Чудесно, да? Ты, наверно, чувствуешь себя теперь абсолютно свободным?
По Лэдброк-Гроув катился туман. В свете уличных ламп и автомобильных фар он казался желтым, а подобравшись к ресторану, потерся спиной об окно.
— Да, Джо, я очень счастлив, только… Только… Не знаю. Я ждал чего-то большего. Вбил себе в голову, что это место не для меня. Как какой-нибудь высокомерный левак с детским презрением к Сити. А сейчас вот думаю, что, может быть, ушел только потому, что посчитал работу в Сити не очень крутой.
— Но это же смешно. Ты ненавидел свою работу. Ты вымотался, жил под постоянным прессом, принимал те ужасные таблетки. Ты был несчастен.
Джо отстранилась, как-то вдруг разозлившись, и голос ее на фоне тихой, мягкой музыки и спокойных, приглушенных разговоров за другими столиками прозвучал резко и громко. Я взял ее за руку и потянул к себе.