Кровоточащий город
Шрифт:
Поднимаясь из-за стола, Верити пошатнулся и к выходу направился без пальто, которое я нашел под стулом. Старик стоял во дворе, мелко дрожа от холода.
— А, пальто. Вы хороший парень, Чарлз. Уверен, у вас прекрасно все получится.
Вот так и вышло, что самые серые, сырые дни конца марта и начала апреля я просидел в сумрачных театрах, думая о Веро. Если раньше меня не устраивали те деньги, которые я получал в «Силверберче», то теперь разочаровывала сама работа в газете. А в результате я никак не мог обрести счастье с Джо. Ее нежность, короткие моменты задумчивости не шли ни в какое сравнение с памятью о Веро. Я пропадал в театрах, пользовался каждым предлогом, чтобы остаться на ночь
— Чарли. А я уж боялась, что ты больше не позвонишь.
За вступлением последовала пауза. Я слышал, как она теребит шнур, слышал ее дыхание.
— Почему так долго? Мог бы и раньше собраться. — В ее голосе прозвучали пронзительные, жалобные нотки. — Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы все именно так получалось. Скучаю по тебе, дорогой.
Я замерз. В комнате было холодно, и гулявшие по полу сквозняки хватали меня за щиколотки колючими пальцами.
— Не беспокойся. Все позади. Все в прошлом. Как ты? Что сказала Марку?
— Что? Нет. Разумеется, я ничего ему не сказала. Думаю… думаю, то, что есть между нами… И Джо, и Марку придется с этим мириться. А может, и не придется, потому что они никогда ничего не узнают, а?
— Как у вас, наладилось? Я постоянно говорю себе, что ничего бы не случилось, если бы у вас с Марком все было хорошо.
Она вздохнула. Щелкнула зажигалка.
— Ну… Я такая наивная. Глупо было ожидать, что все будет так же, как тогда, в юности. Что Марк изменится, станет другим ради меня. Он сейчас много времени проводит в Париже. Я возвращаюсь из лагеря, а в доме темно и пусто. Я даже душ принимаю в темноте, стараюсь не думать о нем. Марк, он такой же, как и все французские мальчишки. Хочет остаться вечно молодым. Не понимает, что он уже взрослый и жить должен по-взрослому. Ему не нравится, как я готовлю. Это хуже всего. Требует, чтобы мы каждое воскресенье ходили обедать к его родителям, потому что, видишь ли, его мать лучшая кухарка, чем я.
— Ужасно. Я не знаю никого, кто готовил бы лучше тебя.
— Спасибо. Ты такой милый. Я… я часто о тебе думаю.
— Я тоже.
— Так тяжело…
— Да.
— Прощай, Чарли, — прошептала она.
— Веро…
Она положила трубку.
Я часто брал Рэя с собой в театр. Его присутствие действовало на меня успокаивающе, его презрение к писательству и актерству добавляло язвительности моим рецензиям. Мне удавалось копировать едкий, колючий стиль Верити. Даже если пьеса нравилась, я разделывал ее под орех. Выходя на свежий воздух из полутемного зала, Рэй усмехался, качал головой и начинал хохотать как сумасшедший. Немного успокоившись и утерев слезы, он прислонялся ко мне.
— В жизни так не бывает. А люди еще платят деньги, чтобы на это посмотреть. Нет, Чарли, я серьезно. Этой дуре уже давно надо было уйти от него. Обожаю такое фуфло. Все шиворот-навыворот. Как будто кто-то нарочно пишет про то, чего никогда не бывает. Прикол.
Джо пошла со мной на «Короля Лира» в «Донмар». Я заранее взял билеты поближе к сцене и ожидал вечера с нетерпением, как праздника. Весь первый акт она ерзала, так что мне пришлось в конце концов отобрать пакетик с чипсами, в котором остались уже только крошки. Сосредоточиться на пьесе не получалось — Джо то вертела головой, разглядывая публику, то просматривала тайком поступившие на сотовый сообщения. В антракте я купил нам по мороженому и повернулся к Джо:
— Не нравится, да?
— Что? Нет. То есть конечно. Конечно, да. Это же
— Но ты же и не смотрела толком и, по-моему, хочешь уйти. Если хочешь, иди. Серьезно.
— Послушай, Чарли, я не часто хожу в театр, а Шекспира и в школе не любила. Все так быстро говорят, что ничего не понятно. Кто с кем рассорился, почему. Я стараюсь. Стараюсь это полюбить, потому что это любишь ты. И во второй части постараюсь еще сильнее. По-настоящему. Вот увидишь, мне понравится.
Зрители возвращались на свои места. Я повернулся к сцене и сделал вид, что не замечаю, как она терзает пустой картонный стаканчик из-под мороженого.
Мы пытались что-то сделать. Пытались поддержать чахнущий огонек любви. Джо радовалась каждой моей рецензии, вырезала их из газет и вешала на дверцу холодильника, хотя они все были подписаны именем Верити и дышали злобой, высокомерием и презрением. Мы ходили в те рестораны, где бывали, когда только-только познакомились. Джо тщательно готовилась к таким выходам, подбирала наряды, не жалела косметики и много смеялась. Я пытался не отставать от нее по части энтузиазма, но быстро уставал, неизменно напивался и засыпал уже в такси на обратном пути. Мы вместе вваливались в дом, поднимались по широкой лестнице и падали в постель, где я исполнял обязательную программу, после чего каждый откатывался на свою половину, понимая, что ничего не изменилось. Джо подтягивала колени к груди, я смотрел на ее выпирающие ребра и вспоминал о Веро.
Телефон зазвонил ночью. Было начало мая, и мы с Джо лежали в полутемной спальне. Она вздрогнула, но не проснулась и только проворчала что-то и потерлась о мое плечо. Вечером мы обедали в «Е&О», и Джо показалась мне рассеянной и невнимательной, как будто мысли ее витали где-то далеко. Я рассказывал о новой постановке «Частных жизней» в Национальном театре, когда она перебила меня, подняв руку Глаза у нее недобро блеснули.
— Послушай, Чарли, я устала от всего этого. Устала складывать из кусочков то, что уж не сложится. Я пыталась, но ты же ведешь себя как законченный мерзавец. Извини, если не дотягиваю до твоих стандартов, но терпеть твою критику нет больше сил. Я постоянно чувствую себя так, словно сделала что-то плохое. Это невыносимо. Я не получила такого образования, как ты, и голова у меня устроена по-другому, но ты был мне дорог. Я хотела заботиться о тебе, делать что-то для тебя. Хотела, чтобы тебе было лучше. Ты этого не понимаешь, но тебе нужна женщина вроде меня. Женщина, которая спасла бы тебя от тебя самого. Но теперь ты такой же, как те парни из Сити. Те, с мертвыми глазами. А ведь я думала, что смогу тебя спасти. Даже не верится. Я… мне нужно идти.
Джо поднялась, и я схватил ее за руку. Она как будто ожила вдруг, обрамлявшие лицо золотистые волосы словно вспыхнули. Может быть, потому, что чувства ее проявились с такой силой, я вспомнил, как мы целовались на полу в оранжерее в Спитлфилдзе, как прыгали в темноте брильянтовые сережки, когда мы занимались любовью в ее спальне, как она перевязывала воздушные шары, которые купила для моей вечеринки.
Я встал и привлек ее к себе.
— Нет, Чарли. Не сейчас. — Джо попыталась высвободиться.
— Прости меня. Прости. Я вел себя ужасно. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Нет мне оправдания, но, пожалуйста, прости меня.
Я поцеловал Джо посреди ресторана, бросил на столик несколько бумажек и, не дожидаясь сдачи, подхватил ее и увлек к выходу, продолжая целовать. Я сам нашел в ее сумочке ключи, отнес на руках наверх и бросил на кровать. Мы трахались, как подростки, мы потели и пыхтели и упивались друг другом, а когда кончили, она скатилась на спину, и я увидел, как колотится под ребрами ее сердце.