Круги по воде
Шрифт:
Глава 23
– Подождите, - перебил Анри, подаваясь вперёд и глядя на барона, - как вы говорите, они сказали, «люди герцога»?
– Именно так, Ваше высочество, - подтвердил тот, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть, на что бы можно было опереться. Предметов, пригодных для сидения, кроме уже занятого кресла, в палатке не было.
– Но почему не «люди короля»? – задумчиво спросил сам себя Анри, теребя мочку уха. – И как они это узнали, ведь форма, форма у всех одинаковая! Различия слишком тонкие для непосвящённых!
– Возможно, кто-то был всё же посвящён? – тихонько, себе под нос спросил барон.
Анри зыркнул на него диким взглядом. Отвернулся и сказал с расстановкой:
– Вульф сообщил мне кое-что… Что-то интересное. Вам не показался знакомым никто из встреченных на дороге людей?
– Признаться, было нечто странное, - задумчиво сказал барон, пожевав губами, - кажется, ваш телохранитель крикнул кое-что, прежде чем решиться на этот свой отчаянный поступок. Он крикнул, вижу ли я человека, и указал вперёд. Но там было много людей.
– Я спрашиваю, - вкрадчиво спросил Анри, - не узнали ли вы кого-нибудь?
Барон покачал головой.
– Не могу ответить ничего определённого, Ваше высочество. Меньше всего я хотел бы ввести вас в заблуждение. Гадать я не привык, а судить сгоряча тем более. Конечно, там был человек, у которого лицо было обмотано бинтами так, что напоминало луковицу. Да ещё кое-кто кутался в плащ. Но здесь многие так делают. Местный обычай, так сказать.
Анри откинулся на спинку кресла, кусая себя за ноготь. Вспомнил слова телохранителя. Обычно сдержанный Вульф, поворачиваясь вслед за ходящим по ковру господином, выплёвывал слова вместе с брызгами слюны и сипел сорванным горлом:
– Говорю же вам, мой господин, это он! Точно он! Я его узнал!
Анри опустил руку на колено и посмотрел на барона:
– Вульф говорил, что хотел выстрелить в того, кого он узнал. Это правда?
Барон, шмыгнув носом, покривился:
– Честно говоря, Ваше высочество, я плохо себя помню в этот момент. Мне в плечо попала пуля, и я отвлёкся. Кажется, мой друг Вульф поднял руку и показал на что-то. Или помахал ею. Может быть, он хотел подать знак нашим людям?
Глаза герцога расширились. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но передумал. Помолчав немного, спросил:
– Вы помните ещё что-то?
– Помню, что сполз с седла на землю и лежал возле своего коня. Вокруг стучали копыта, и стреляли. Потом стало тише, и рядом стали ходить. Кто-то разговаривал, но так тихо, что я ничего не смог понять. У меня стало звенеть в ушах, и я услышал только одну связную фразу, сказанную тихим голосом: «Уезжайте скорее!» Наверное, эти люди торопились убраться подальше.
– Может быть, было сказано – «уезжаем скорее»? – скептически спросил герцог.
– Может быть, - согласился с готовностью барон. – Я плохо слышал. Скорее всего, так и было.
Члены совета уже собирались в зале для заседаний, где всё было готово к приходу почтенных представителей торговой гильдии. Пол подмели, стулья расставили, видавший виды огромный стол аккуратно протёрли специальной тряпицей. В углах залы, под тёмным сводчатым потолком, когда-то расписанным сценами из деяний известнейших членов гильдии, теперь почти неразличимыми, висели тенёта пауков, напоминающие старые рыбачьи сети. Их владельцы, казалось, такие же старые, как сама паутина, тихо шевелили суставчатыми лапами, отъевшиеся, неподвижные, едва заметные в темноте. Пауки являлись неприкосновенными атрибутами собрания, и трогать их запрещалось под страхом отлучения от дел. Когда возникла эта традиция, никто уже не помнил, но соблюдалась она неукоснительно. Говорили, что, если исчезнут со стен пауки, всем делам гильдии придёт скорый конец. Так это, или нет, выяснять на собственном опыте никто не пытался.
В ожидании прихода всех членов совета, уже явившиеся разбились по кучкам, тихонько переговариваясь, и оглядываясь то на высокие створчатые двери, ведущие в зал, то на пока ещё пустой ряд стульев, выстроившихся вдоль монументального стола. То и дело от одной группы отрывался кто-нибудь и переходил к следующей, и так без конца, поддерживая некое подобие равновесия. В зале стоял невнятный гомон, всегда предшествовавший началу, и тоже ставший своего рода традицией.
Наконец, когда высокие двери пропустили всех, шум немного утих, и в залу, как всегда, последним, вошёл председатель.
Степенно ступая, он прошествовал к стулу с высокой спинкой, возвышавшемуся у закруглённого конца стола, и жестом пригласил членов совета занять свои места.
Задвигались, стуча по полу крепкими гладкими ножками, добротные стулья дорогого тёмного дерева.
Все лица обратились к председателю. Тот слегка кашлянул и огладил бороду, оглядывая собрание.
– Уважаемые коллеги, члены почтенного совета, - начал он с традиционного приветствия, повторявшегося из года в год, - мы собрались сегодня здесь, в этом зале, дабы обсудить вопросы, к вящему процветанию и развитию наших дел, и прийти к мудрому решению.
Члены совета терпеливо внимали вступлению. Наконец необходимые формальности закончились.
Секретарь поднялся и зачитал список тем, подлежащих обсуждению. Но едва замолк невыразительный, гнусавый голос секретаря, словно страдающего вечным насморком, с места раздался голос:
– Не объяснят ли нам, уважаемые члены совета, почему на повестке дне первым, и, следовательно, главным пунктом, записан вопрос о тяжбе господина М. с отделением гильдии в маленьком городке Н., деле, конечно, требующем внимания, но не наиважнейшем на сегодняшний день?
Собрание зашевелилось. Все знали, что этот невинный на первый взгляд вопрос таил в себе камень, нацеленный в сторону председателя, и имел длинную, запутанную историю, вылившуюся в очередной раз в мелком конфликте на периферии.
Председатель неодобрительно посмотрел на говорившего. Шевельнул бровями, и, придавая своему лицу выражение спокойного достоинства, ответил:
– Этот вопрос был запланирован заранее, и не имеет смысла от него уходить сейчас, дорогие коллеги.
– Не значит ли это, что в наших делах нет должного порядка, раз всякие пустяки тянутся за нами из года в год, а важные решения принимаются наспех?
– проворчал голос от середины стола.