Круглая Радуга
Шрифт:
– Да хватит вам уже.– Девушки смеются. Грандиозный Слотроп ковыляет следом за всеми, сеть чисто переплетающейся ряби сейчас, как дождь, зыбится по всему его полю зрения, руки окаменели, из Тиргартена, мимо изувеченных снарядами лип и каштанов. Патрули всех наций выныривают, раз за разом, и этот опупелый квартет постоянно шлёпаются в грязь, стараясь не слишком смеяться. Носки Слотропа пропитались росой. Танки разворачиваются на мостовых, выжёвывая параллельные гряды асфальта и каменной пыли. Тролли и дриады резвятся на открытых местах. Их повышибало в минувшем Мае из мостов, из деревьев, на свободу и они давно совсем уже городские: «Ох уж этот дуболом»,– говорит троллиха на выданье тем, кто не в курсе,– «он просто ни во что не
– Тут лучше поосторожней,– советует Кислота,– совсем, как бы, не прибрано.
– А это что?
Ну то, что там есть—есть? что такое «есть»?—это есть Кинг Конг или какая-то родственная зверюка, скрючилась на корточки, явно просто посрать, прям на улице! и всё такое! а и на неё без внимания, кузов за кузовом Русские грузовиков с рядовыми в пилотках и с очумелыми улыбками, жмут прямиком мимо—«Эй!»–Слотроп хочет крикнуть,– «эй, гля, там громадная горилла! или что там оно. Слышь парни? Эй...» – Но не крикнул, повезло. Как пригляделся, присевшее чудище оказалось зданием Рейхстага, разбито снарядами, авиабомбами, исхлёстано кистями пламени до порохового чёрного по всем взрывопроизведённым изгибам и выступам, исчёркано мелом по всему твёрдо-гулкому обугленному нутру Киррилицей инициалов и множеством имён товарищей полёгших в мае.
В Берлине таких приколов по самую завязку. Вон большой плакат со Сталиным, а Слотроп мог бы поклясться, что это девушка, с которой он встречался в Гарварде, усы и волосы просто случайная косметика, чтоб я лопнул, если это не, как там её звали-то… но прежде чем он толком расслышал бормотание галдящих голосков—скорей же, скорей, щас вот-вот вспомнилось, он уже почти за углом—тут разложены бок о бок эти огромные продолговатые куски теста оставленного доходить под белыми полотнами—братан, до чего же все голодные: одна и та же мысль приходит всем им сразу, ух-ты! Сырое тесто! Буханки хлеба для того чудовища позади… хотя нет, правильно, то было здание, Рейхстаг, значит это не хлеб… тут уже ясно, что это тут тела людей, откопаны из-под сегодняшних развалин, каждое в своём солдатском пердёжном мешке с биркой. Но тут больше, чем просто оптический промах. Они доходят, они пресуществились, а после лета и с наступлением голодной зимы, как знать чем будем мы кормиться под Рождество?
То, чем пресловутая Фемина является для сигарето-толкающих кругов Берлина, Чикаго служит для наркоманов. Однако, если сделки в Фемине заключаются около полудня, этот Чикаго раскочегаривается после начала комендантского часа в 10:00.
Слотроп, Кислота, Труди и Магда заходят чёрным ходом из громадного массива руин и темени с редкими огоньками тут и там, как в глухой сельской местности. Внутри, военврачи и санитары бегают туда-сюда с бутылочками вспушённо-белых кристаллических веществ, с маленькими розовыми таблетками, прозрачными ампулами размером с самокрутку. Оккупационные и рейхсмарки пошелёстывают и прихлёстывают по всей комнате. Увеличенные фотографии Джона Дилинджера, где он позирует со своей мамой, дружками, автоматами, украшают стены. Свет и переговоры приглушены, на случай если нагрянет военная полиция.
На стуле с проволочной спинкой, слегка пощипывая гитару тупыми волосатыми пальцами, сидит Американский матрос смахивающий на орангутанга. В ритме на 3/4 и в стиле похуиста, он поёт:
Грёза Наркомана
Прошлой ночью мне приснился сон,
Я в улёте тянул из кальяна
Тут Арабский джин, здоровенный как слон,
Прыг-скок из дыма-тумана:
«Твои желанья исполню я,
Всё, что только захочешь ты»
«Братан»,– говорю,– «директива моя:
Ты добудь-ка мне наркоты».
Улыбнулся, схватил он за руку меня,
Понеслись мы повыше крыш
Оказались в стране, где вместо гор у ручья
Горою был сложен гашиш!
А в ручье том журчал морфин,
А деревья расцветали таблетками:
Рамилар, ноксирон, кадеин,
И море грибов изумляли расцветками!
А навстречу шли лишь красотки одни
С движениями тягучими
Предлагали пригоршнями кокаин,
Угоститься по такому случаю.
И покатились дни
На марихуанной ноте,
Мускатные чаи
В прикуску с кактусом пейоте.
И печенюшками разными,
И все были такими классными,
Что я решил там навеки остаться.
Но этот джин всё по-своему сбацал.
Киданул он меня обратно
В этот мир холода и мрака,
Вот такой оказался он подлой собакой.
Теперь проведённые в Наркутии дни вспоминаю
И обратно на волю попасть мечтаю.
Этот певец Моряк Бодайн, с эсминца США Джон Э. Бэдэсс, и это с ним тут у Кислоты забита стрелка. Бэдэсс сейчас в порту Каксэвена и Бодайн тут в полу-самоволке, заскочил в Берлин прошлой ночью в первый раз после начальных дней Американской оккупации: «Позакручивали гайки по полной, братишка»,– жалуется он: «Потсдам. Я там глазам не поверил. Помнишь, какой была Вильгельмплац? Швейцары, вино, драгоценности, камеры, героин, меховые шубки, всё, что есть в мире. И всем всё похуй, верно? Ты бы сейчас посмотрел. Русская охрана повсюду. Хмурые мордовороты. И не подходи».
– А там чё-т такое щас не проводят?– грит Слотроп, он слыхал базар на эту тему.– Конференция или ещё какая-то поебень?
– Они решают как раскроить Германию,– грит Кислота.– Все эти Силы. Им надо было позвать Немцев, Kerl, мы занимались этим столетиями напролёт.
– Там ща и комар не пролетит, братишка,– Моряк Бодайн трясёт головой, ловко скручивая косяк в бумажку от сигареты, которую он сперва разорвал, с угрюмой бравурой, вдоль.
– А,– улыбается Кислота, забрасывая руку поверх Слотропа,– а что если Ракетмэн сможет, а?
Бодайн осматривает, скептически: «Это Ракетмэн?»
– Более или менее,– грит Слотроп,– только не знаю охота ли мне в тот Потсдам, как раз щас...
– Да если б ты только знал!– восклицает Бодайн.– Прикинь, Дружище, прямо сейчас в 15 милях отсюда, там есть шесть кило! отборного Непальского гашиша! Получено от моего кореша в КБИ, правительственные печати и все дела, собственными руками зарыл там в мае, так надёжно, никто в жизнь не найдёт без карты. Тебе только и делов слетать туда, или как уж ты передвигаешься, на ту точку и забрать.