Крупным планом
Шрифт:
23 февраля. День Защитника Отечества. До недавнего времени — День Советской Армии и Военно-морского флота. С переименованием исчезла конкретика — что же мы празднуем? Нам с Сашей наши женщины надарили подарков — рубах и галстуков.
Праздник праздником, а Марию надо развлекать. И самим развлекаться. Собрались вчетвером и поехали в парк Горького. Ольга с Машей в коляске отправилась бродить по заснеженным аллеям, а мы с Сашей взяли коньки напрокат. Нас предупредили: коньки, в особенности ботинки, плохие, но мы взяли. Конечно, плохие, но чтобы настолько! Мой левый уже через полторы минуты стал натирать ногу выше голеностопа. Коньки хоккейные, игровые, очевидно, б.у.
27 февраля. По утрам в Крылатских холмах делаю пробежку — до полутора километров, потом зарядку, типа разминки, и упражнения с резиновым бинтом. Иногда беру с собой две восьмилитровых бутыли и набираю там воду из родника. Заповедное место, щедрый источник «Рудненская Божья Мать», о котором жива давняя молва, что он чудотворный, что воду из него пил царь Иван Грозный. Наверху, на высокой горе — храм Рождества Пресвятой Богородицы. Служители и прихожане храма заботятся о роднике, приводят в порядок подходы к нему. Есть иконка и молитва, нужно будет переписать.
Мария не желает одеваться, не даёт себя одевать. Вряд ли это каприз, скорее отстаивание своей независимости. Сейчас почти все хотят быть независимыми. Особенно это заметно по бывшим республикам Советского Союза. Жили в одной семье, а как только оставили её, завопили: «Мы — независимые!» От кого? От «старшей сестры» — России? Так вы же при ней жили лучше и богаче, нежели сейчас! И лучше и богаче, чем она сама! И не столь массово, как сейчас, покидали родную землю. Особенно прибалты. И какая же это у вас независимость, если вы в полупоклоне и с протянутой рукой всё время что-то выпрашиваете у Запада? В том числе розги для наказания России.
1 марта. Первый мой рабочий день в так называемом «Доме Ростовых», описанном Львом Николаевичем Толстым в романе «Война и мир», начался в 11–00. В советское время здесь располагался Союз писателей СССР. Ныне его правопреемник, точнее, «продолжатель традиций» — Международное сообщество писательских союзов (МСПС). Кабинет невелик, на 2-м этаже, в смежной с отделом кадров комнате. В нём шкафы и полки с книгами, старыми законами СССР, РСФСР и личными делами писателей (эх, если бы тут оказался Коля Коняев!). Окно на Б. Никитскую, письменный стол, настольная лампа (зелёная), три стула, врезанный в окно кондиционер. А что ещё нужно! Не место красит человека. Сел к столу и хотел позвонить домой — сказать, что я уже на месте. Но тут с книжкой в руке пришла помощник Михалкова — Людмила Дмитриевна Салтыкова. Она порадовалась, что нам предстоит вместе работать, и стала высказывать своё мнение о некоторых сотрудниках: эта — бездельница, и если что-то делает, то, как правило, только для себя, этот — пьянчужка и бездельник, а тот — слишком большого о себе мнения.
Всех, о ком она говорила, я знал, но не знал, что они «такие». Я не перебивал её, ведь всё это она говорит не столько из «практики отношений», сколько для моего понимания, насколько она сама предана порученному ей делу — радеть за достойную работу МСПС.
— Исправим, — сказал я.
— Что исправим?
— Всё, что они не так сделают.
Она долго смотрела на меня, однако нужно было как-то продолжать разговор, и она сказала главное, зачем пришла:
— Сегодня Юрию Пахомову исполняется 70 лет. Послезавтра у нас в конференц-зале пройдёт его творческий вечер. Я принесла вам его книгу, постарайтесь прочесть, и будет хорошо, если на вечере вы скажете
Она ушла. Я раскрыл книгу Пахомова «К оружью, эскулапы!». Конечно, прочитаю. Он из тех писателей, о ком хочется говорить. У меня с ним давняя дружба. Полковник медицинской службы, врач, выпускник Военно-медицинской академии, он учился в Ленинграде. Мы с ним связаны не только литературой, но и одним городом. Он — шестью годами учёбы, я — почти полувековой жизнью.
В июне 1995 года, в Москве, когда мы собирались в Якутию на Пленум правления Союза писателей России, я задумался, ехать ли мне ночевать в Переделкино или провести ночь в гостинице. Подошёл Юрий Николаевич и спросил, где я собираюсь быть до завтра. «Не знаю, — сказал я. — Нет у меня в Москве друга, который мог бы меня приютить». — «Уже есть, — сказал он. — Приглашаю тебя ко мне».
Я рассмеялся, и мы поехали к нему. Провели вместе весь оставшийся день. Пришла Юрина жена и не скрыла огорчения, что мы не удержались от выпивки. Мы оправдывались: мол, мы не только наливали, но и разговаривали. Не помогало. Оказывается, Юра был в «завязке», и вот. Но иного и быть не могло: встретились двое мужчин — не будут же они пить только чай или кефир. Правда, оба мгновенно протрезвели, когда вечером из новостей узнали, что чеченская банда из двухсот человек под водительством Басаева ворвалась в Будённовск, расстреливает людей и сгоняет в городскую больницу сотни заложников, среди которых дети и беременные женщины. Что-то предпримут наши власти — Ельцин и Черномырдин?
В Якутск мы отправились на самолёте президента Якутии Михаила Николаева. 154 писателя почти из всех регионов страны. И самолёт — ТУ-154. Многие писатели подавлены происходящим в Будённовске. Обстановка осложняется тем, что лётчики, ведущие воздушный корабль, поочерёдно появляются в пассажирском салоне и рисуют в чёрных тонах новую жизнь в Якутии. Там-де идут гонения на русских, снимают их с руководящих должностей, ставят малообразованных, не разбирающихся в тонкостях дела, но своих, якутов. И, слушая лётчиков, мы понимаем, что это действительно беда, которая может привести к непоправимому.
Хотя в меньшей степени мы сейчас заняты якутскими проблемами, больше говорим и думаем о том, что происходит в Будённовске. Банда Басаева засела в городской больнице, спрятавшись за спины беременных женщин, которых выставили в окна в качестве живого щита от пуль и гранат спецназовцев. Басаев выдвинул ультиматум — вывести все российские войска из Чечни, признать Дудаева главой Ичкерии и объявить о независимости самопровозглашённой республики. Требует на переговоры премьер-министра Черномырдина. Попытка нашего спецназа атаковать больницу закончилась провалом с многочисленными жертвами, хотя и удалось освободить несколько десятков человек. Это из полутора тысяч заложников, захваченных Басаевым.
В самолёте я сижу рядом с Глебом Горышиным. Оба строим догадки — что можно предпринять в сложившемся положении. Горышин склоняется к тому, чтобы согласиться на условия Басаева. Я утверждаю, что, если это случится, чеченцы тут же перережут всех русских, живущих в Чечне. И говорю, что нужно наш самолёт перенаправить в Будённовск и предложить Басаеву отпустить детей и беременных женщин, а вместо них взять нас, писателей. Горышин против. Он считает, что власти должны найти другой способ освобождения заложников, а не менять одних на других. Кто-то справа, слушая нас, предлагает свой метод — захватить в заложники несколько тысяч чеченцев и поступать с ними так же, как Басаев. И будет порядок. Ещё кто-то бормочет: