Крушение
Шрифт:
Долго, однако, продержаться не удалось. На высоте появились танки; ходко двигаясь, они поворачивали стволы то вправо, то влево, ища жертву, и наконец, видимо, заметили орудия, хлынули в лощину. Залегшие было солдаты повставали и кинулись бежать врассыпную.
— Вещи… Вещи захватите! — крикнул им полковник, но никто не послушался. Денщик успел подхватить тяжелый кожаный чемодан и, взвалив его на плечо, поволок вдоль старой траншеи, озираясь из–под чемодана потными глазами на полковника, который бежал впереди трусцой и согнувшись.
Обер–лейтенант
— Обер… Господин обер–лейтенант! У меня живот схватило, — задыхаясь, пожаловался один.
— Какого хрена так удираем! Не угнаться. Кто желает эвакуироваться, жгите танки. Остановитесь! — кричал другой, хотя сам мчался, не давая себя обогнать.
— Сам попробуй, подомнут и… — ныл третий.
Но каждый, подгоняемый страхом, бежал. Никто не хотел отстать. А куда бежать, где это спасение и есть ли оно вообще? Сзади гремят танки, того и гляди настигнут. Со стороны передовых позиций тоже доносится шум боя. Что–то творится и на пути, километрах в семи; оттуда накатывается гул канонады. Из–за горы появились самолеты. Чьи? Конечно, русские. Немецкие уже не залетают сюда. Для них нет погоды. А вот русские летят. Летят совсем низко, прямо по изложинам балки. Говорят, эти самолеты фанерные, а не управиться с ними, и бьют так, что перепонки лопаются. И никакой от них защиты — летают и ночью, и в метель. Черная смерть!
Завидев огромную воронку, ранее вырытую тяжелой бомбой, все набиваются туда и лежат, стиснув друг друга, как сельди в бочке.
Мир стал тесен. Для них, для немцев. Думая об этом, фельдфебель Вилли злорадно усмехнулся: «А обещали пространство. Кричали, планета будет лежать у ног фюрера».
— Бомба! Капут! — вдруг закричал кто–то голосом отчаяния, и все разом посунулись головами вниз, ожидая самого худшего.
Но судьба сжалилась над ними. Бомба грохнула метрах в двадцати, качнув воздух. Прожужжали осколки. Один шлепнулся в ямину. Обер–лейтенант вздернул зад: осколок пришелся явно не к месту. И едва удалились стрекочущие, совсем как жатки, но злые самолеты, оберлейтенант встал, ощупал себя.
— Вилли, глянь, что у меня там? — пожаловался Вернер, поворачиваясь к фельдфебелю спиною.
Вилли всплеснул руками:
— Бедный Рудольф, как неудобно вас ранило!
— Перевяжи.
— Не сумею, — отказался Вилли. — Да и как ее, задницу–то, перевяжешь? Хотя и русский танк не подбили, а придется в самый Берлин вас эвакуировать.
Обер–лейтенант скривил лицо, сделав подобие улыбки. Потрогал рукою штанину на порванном месте, глянул на ладонь — крови нет. Огорчился.
Они пошли дальше. Брели час–другой, грохот боя, кажется, переместился: лишь где–то далеко, в самом городе, еще скрежетало и грохало.
Недолгий зимний день свернулся. Сумерки застали солдат в продуваемой ветрами степи. Мела
Вернулся он затемно.
— Ничего подходящего, — доложил Вилли. — Правда, обнаружил глиняную хибарку… Но ее оккупировала какая–то тыловая команда.
— Очистить! — приказал обер–лейтенант, — Солдату переднего края дается предпочтение. Так заведено в немецкой армии, тебе это должно быть известно, Вилли! — сказал он с укором.
— Порядки в определенных случаях рушатся, — ответил Вилли и усмехнулся.
— Прекрати! Иначе я тебе голову сверну! — Вернер побагровел. Он подступил к Вилли с кулаками, но не ударил. «Не время. А то бы я пристукнул его и — не пикнул», — подумал Вернер и заставил себя успокоиться, обратился снисходительно: — Веди да язык за зубами попридерживай.
В глинобитном домишке, у костра, разведенного посреди пола, сидел тучный, с одутловатым лицом офицер, поворачивая над огнем ладони. Вернер собирался сразу вступить с ним в перепалку, чтобы выгнать команду на снег, но увидел на его мундире знаки различия капитана и осекся.
— Чего это вы, обер–лейтенант, по ночам блуждаете? Уж не ловите ли зайцев, чтобы пустоты в желудке заполнить! — небрежно проговорил капитан.
— Некоторые сейчас бы довольствовались и кошками, — колкостью ответил Вернер. — А мы хотим обогреться, потом… — Он замялся, не зная, что же будет потом.
— Садись, грейся, — сказал капитан. — Мы тоже к утру починим бронетранспортер и будем пробиваться.
— Куда? — удивился Вернер.
— На соединение с фельдмаршалом Манштейном, — запросто ответил капитан. — Его группа идет, чтобы вызволить нас. — В его словах звучала такая уверенность, что обер–лейтенант поколебался: «А может, и вправду? Недаром кругом канонада гремела».
— Вы сводку за последнюю неделю не слышали? — спросил капитан. — А то мы латаем тут машины, и недосуг узнать, что на фронтах делается, в Германии… Говорят, Англосаксы налетают.
— Сводку я не слышал, — уклончиво ответил Вернер, настроение у него опять упало. «Этот капитан, наверное, проснется, когда война кончится. Ни черта не знает».
— Не только налетают, страну бомбами потрошат, — не утерпел вставить Вилли.
— Пойдемте, ребята, латать, с рассвета двинем! — Капитан встал, запахнул полы шинели, надел рукавицы и повел за собой молчаливо–покорных ремонтников.
В хибарке остались только солдаты взвода Вернера. Костер догорал. Увидев деревянный ящик из–под снарядов, на котором сидел капитан, фельдфебель Вилли начал ломать его и бережливо класть по одной щепке в жар. Пламя опять запрыгало. Вилли, как только подсел к огню, почувствовал, как приятно защемило пальцы, потом рукам стало невтерпеж — заныли суставы.