Крушение
Шрифт:
— Придется и нам ввязаться, — обронил командир взвода.
— Разумеется, не хватает там доблестного взвода обер–лейтенанта Рудольфа Вернера! Уж он–то спасет положение!
— А что же делать?
— Что делать — нам подскажут русские.
— Это подло, фельдфебель! И вообще, на что намекаешь? — озлился обер–лейтенант.
— Это и без намека видно, — все так же спокойным голосом продолжал фельдфебель Вилли. — Сейчас кончат молотить передовую и пойдут на штурм. А в это время артиллерия перенесет огонь и нас уложит.
— Стратег! — поддел обер–лейтенант.
— А вот посмотрим, —
— Что же ты предлагаешь? Какой найти выход из этого? — почти вскрикнул обер–лейтенант Вернер. Внешне он силился казаться воинственным, хотя чувствовал, у самого поджилки трясутся.
— Когда кот попадает в мышеловку, он сам оказывается в положении мыши. Вся его важность остается за клеткой. И ему приходится мяукать о пощаде.
— Жди–ка, русские пощадят, — нервно перебил обер–лейтенант.
— Пропаганда! — зло возразил Вилли и притронулся к пистолету, чтобы успеть оказать отпор, если взбеленится обер–лейтенант. Но Вернер не вспыхнул, лишь поморщился, будто пилюлю проглотил.
— Фюрер категорически запретил сдаваться, — сказал он и добавил неожиданно–саркастическим голосом: — В жертву богу отдал нас! В рай все скоро попадем!
Тяжелая артиллерия перенесла огонь в глубину. Два крупнокалиберных снаряда прогремели над высотой и упали далеко в тылу. Обер–лейтенант Вернер съежился. Фельдфебель Вилли стоял прямо, только заметил раздраженно:
— Вот тебе и стратег! Начинается…
На высоту вскарабкался ординарец командира батальона и, не переводя дыхания, выпалил:
— Господин майор велел передать, двигаться надо, а не топтаться на месте. Расстрелом грозил!
— Давайте взвод! Фельдфебель, вытягивай на высоту! — замахал рукой обер–лейтенант.
— Куда на высоту, вы что, сдурели? — закричал властным голосом ординарец, чувствуя за еобой силу. — Немедленно всех ведите назад, к штабу!
Обер–лейтенант обрадовался неожиданному повороту дела. Угроза отторглась, есть хоть малые проблески надежды. И он скользящим шагом начал скатываться с обледенелой высоты. Следом едва поспевал фельдфебель. «Напускал на себя важность рыцаря, — насмешливо подумал он. — А как появилась возможность унести свою шкуру, бежит сломя голову».
Вилли не так часто встречался с обер–лейтенантом Вернером, хотя и служил с ним в одной роте. «Пуд соли надо с ним съесть, чтобы узнать, — подумал Вилли, — Закоренелый служака, хотя и держит нос по ветру».
Штаб, куда они пришли со взводом, свертывался. Из блиндажей и землянок вытряхивали все, что попадало под руку: кожаные чемоданы, раскладные стулья и койки, жесткие одеяла, пишущие машинки, радиостанции и телефонные аппараты в футлярах, кули с остатками провизии, папки с бумагами — и все это пихали в мешки, клали на санки.
Вышел в длиннополой шинели и сам длинный, как слега, полковник. Лицо потускнело, но еще было полно решимости. Лишь на короткое время это лицо показалось растерянным. Это было в момент, когда полковник
— Что вы медлите! — и шагнул первым.
За ним потянулись солдаты, одни с автоматами на груди, охраняя полковника, другие несли имущество. Фельдфебелю Вилли как на грех попался тяжелый, будто набитый свинцом, чемодан. «Что в нем упрятано? Уж не золото ли?» — подумал Вилли и нес чемодан, пыхтя и перекладывая с руки на руку.
Шли не к передовой, откуда наплывал грохот, а вдоль балки. Но куда именно — Вилли сразу не понял. Только по восходу солнца, бьющего в глаза, догадался, что идут на восток, к Волге, в разрушенный и опаленный Сталинград, и у него дрогнуло сердце. «Неужели погонят нас на убой, чтобы столкнуть наконец русских в реку и самим захлебнуться в крови? От наших безумных фанатиков теперь всего можно ожидать!»
Угнетенное состояние, которое не покидало его, не убавилось, когда впереди показались три орудия. Их выкатывала прислуга на прямую наводку. Причем пушки были повернуты стволами прямо на лощину, будто артиллеристы норовили стрелять в полковника и плетущихся за ним штабных офицеров и солдат. «Уж не собираются ли они расквитаться со своим начальником?» — подумал фельдфебель Вилли. Но это было напрасное опасение. Полковник подошел к одному орудию, даже потрогал ствол с облезлой белой краской и обратился к командиру орудия, ставшему во фронт:
— Какими снарядами заряжена?
— Осколочными.
— Бронебойно–зажигательными замените.
— Они давно кончились, господин полковник.
— Пойдут вон оттуда, с высоты, танки. Бейте по ним в упор. Не пропускать! А вы, — обратился он к двум высунувшимся из окопа солдатам–пехотинцам, — жгите танки бутылками с бензином. Отдан приказ по армии: каждый, кто подобьет русский танк в ближнем бою, будет эвакуирован в тыл. Лично от себя обещаю: в самолет и без посадки. — И полковник зашагал дальше по лощине. Отойдя с полкилометра от орудий, он подозвал к себе связиста с радиостанцией на спине, велел соединить его с батальоном, ведшим бой. Радист вызывал, но радиостанция только трещала, будто набитая горящими головешками. Наконец он чертыхнулся, сказав, что не отвечают. Настойчиво и упорно начал домогаться связи с соседями — не отвечали и они. Неожиданно ворвался чей–то голос и — с места в карьер — перешел на ругань:
— Вы почему не отзываетесь, полковник? Где пропадаете?
— Господин генерал, нахожусь в районе балки. Перемещаюсь со штабом…
— Я вам перемещусь! Кто вам позволил? Что за самоуправство! Позиции в районе Кузьмичи прорваны, русские раскололи фронт, а вы… Полковник великой германской армии, а прячетесь в кусты. Позорно покинули поле боя и бежите! Приказываю вам именем фюрера стоять на месте!
— Так точно, стоять на месте! Хайль Гитлер! — прогорланил полковник и, задыхаясь на морозном ветру, начал отдавать распоряжения снести вещи в укрытие, а взводу обёр–лейтенанта Вернера занять боевые позиции позади орудий.