Крутое время
Шрифт:
— Нет, нет, что вы! — воскликнул прапорщик. — У меня нет никаких секретов, просто я хотел поговорить по личному делу с сотником. Вы же, кажется, сотник?
— Ну, скажем, сотник. А что?
Прапорщик улыбнулся.
— Человек в пути всегда осторожен и недоверчив. Это понятно и… справедливо. Особенно сейчас. Понимаю вас, сотник, хорошо понимаю… Джигит в гневе все равно, что буря: хочется ему все смести и разрушить на пути. Я и сам опасался было в начале, но теперь восхищаюсь спокойствием и сдержанностью ваших джигитов. Скажу прямо: ваш поход — поход смелых и отважных. Путь бесстрашных джигитов под вашим командованием можно определить только
Этот крепкий, очень ладный, смуглый молодой офицер был не только смел, но и умел складно говорить. Только Жоламанову не понравились лишние высокопарные слова — доблесть, мужество, дерзание. Он еще больше нахмурился, но большинство джигитов слушали с раскрытыми ртами. Некоторые удивленно переглядывались, как бы говоря: «Ну и хорош джигит!»
Незнакомец продолжал свою речь:
— Я прапорщик, это вы и сами заметили по моим погонам. Прапорщик — не такой уж высокий чин, к тому же я его не выпрашивал. В недалеком шестнадцатом году, когда казахских сынов погнали на окопные работы, я оказался в числе первых; я немного говорю по-русски, в меру своих способностей служил, видимо, все это учли и, хотя я был в тылу, мне дали воинское звание, нацепили погоны, сделали младшим офицером. Это, должно быть, смущает вас больше всего. «При царе выслужился, добился звания, а теперь стал офицером Западного велаята! Какое у него дело до нас?!»— так вы, наверное, думаете. Что ж, это вполне естественно. Однако, джигиты, с первого взгляда и медведь кажется самым страшным зверем, а приглядишься — ничего, тихое безобидное животное. Все мы, казахи, мечтаем о свободе, стремимся к самостоятельности, вера наша — мусульманская. Не так ли, братья?! Поэтому, если вы те самые герои, что вышли из Джамбейты, то я должен вам кое-что сообщить, предупредить вас по-дружески. Говорят ведь: яд принимать — так вместе с народом, мед лизать — так в одиночку…
Нурум взглянул на Жоламанова, как бы говоря: «Давайте послушаем!»
— То, что мы не с неба свалились, а вышли из Джамбейты, вам, господин, я думаю, вполне ясно! — все еще холодно заметил Жоламанов.
Сотник все больше настораживался. Как ни складно говорил прапорщик, восхищая окружавших его джигитов, Жоламанов, однако, не верил ему и не хотел особенно откровенничать. Чуть помедлив, он сказал:
— Что касается вашей хвальбы, господин прапорщик, то для нас это не новость. Наслушались и хвалы, и хулы! Нет у нас желания принимать яд, даже вместе с народом. Вы лучше ответьте: кто вы такой? Где остались ваши друзья-приятели? Или вы один?
— Я один, сотник, но один из многих. Я как разведчик вышел вперед.
Толпа надвинулась, Жоламанов уставился ка прапорщика, но тот будто не замечал, как насторожились вокруг.
— Если вы разговариваете, сидя на коне, то и я, пожалуй, сяду… — проговорил он и, закинув повод на седло, легко прыгнул на коня.
— Сколько вас? Куда путь держите? Или… — запнулся вдруг Жоламанов.
Все, затаив дыхание, вслушивались.
— Что он говорит?
— Много их?
— Целое войско, выходит… — заволновались джигиты.
— Слушайте, джигиты! — начал опять прапорщик, привстав на стременах и картинно откинув корпус. — Вы, вероятно, слышали, что в городе Уиле была открыта юнкерская школа для подготовки офицеров. Триста выпускников этой школы, триста джигитов-казахов три дня тому назад, так же, как и вы, подняли восстание. Они тоже хотят быть верными мудрости казахов: пока жив, ищи свой край. Вместо того, чтобы быть безвольной игрушкой, слепым оружием в руках ненавистных атаманов, лучше всем нам объединиться и позаботиться о себе и о своем народе. Поэтому надо примкнуть к казахам Актюбинска, Ак-Мечети и Казалы. Таким было наше решение. Мы прогнали из своих рядов казачьих офицеров, некоторых арестовали, наиболее ретивых прислужников обезоружили и тоже вышли в путь. Пока нас всего пятьдесят человек. Я — разведчик. Остальные едут в пятнадцати-двадцати верстах отсюда. Я не только разведчик, но и парламентер, мне поручено вести с вами переговоры. Как сказал сотник, вы не с неба свалились, а действительно дружинники из Джамбейты, верно?
— Верно, верно!
— Точно. Не ошибся… — облегченно загалдели дружинники.
— Не шумите! — приказал Жоламанов джигитам. — Ну, а дальше?
— А дальше… дальше я надеялся встретиться с вами. Отряд большой, думал я, не может быть, чтобы я его не заметил. Как видите, надежда моя оправдалась.
— Пятьдесят, говорите? А где же остальные юнкера? — спросил Жоламанов.
— Остальные в Уиле, — ответил прапорщик.
— А что они там делают, в Уиле?
— Ждут, пока мы вернемся с вестью о вас.
— А почему вас пятьдесят? Для переговоров хватило бы двух-трех?
Прапорщик ответил не сразу, улыбнулся.
— Вижу, вы опять засомневались. И опять скажу: это справедливо и естественно. Воин должен быть особенно бдительным и осторожным. Лишь все обдумав, тщательно взвесив, следует принять решение. Вы, собрат, мне очень нравитесь…
— Слушайте, прапорщик! Я, кажется, уже говорил, что мы наслушались и хвалы, и хулы!
— Нет, нет, извините, это я говорю искренне то, что думаю.
— Ну, хорошо! — сказал Жоламанов и повернулся к Нуруму. — Поезжай вместе с господином прапорщиком и узнай, что там за офицеры. Посмотри, сколько их, пятьдесят или больше, меньше. Мы будем ждать вон в том ауле. Туда и возвращайся, до вечера должен успеть.
Нурум увлек Жоламанова в сторонку,
— Одному ехать? — спросил он.
— Езжай один. Посмотри, где они, сколько их. А потом приведи сюда прапорщика, потолкуем вместе с Ораком и Мамбетом.
Нурум и прапорщик поскакали.
— Джигиты! — крикнул Жоламанов, обращаясь с столпившимся дружинникам. — Этот офицер приехал сюда с вестью, будто офицеры в Уиле решили примкнуть к нам. Многие из вас слышали это своими ушами, а те, кто не слышал, слушайте. Всего их будто бы пятьдесят человек. Чтобы выяснить все, я послал к ним певца Нурума. Моя к вам просьба: соблюдайте порядок, на привалах и ночлегах далеко не расходитесь, в аулах, среди народа, не роняйте солдатской чести, будьте осторожны. Куда ехать завтра, объявим вечером после решения комитета дружинников. О том, как нам быть с офицером, тоже поговорим вечером. Не волнуйтесь, не беспокойтесь! Без лишних разговоров, без паники продолжайте путь!
Отряд двинулся дальше.
Прапорщик оказался товарищем Хакима.
По тому, как он держался среди дружинников, по волевой осанке и ладной речи, Нурум сразу решил: «Видать, бывалый джигит и образованный, как наши Хаким и Ораз. И мой ровесник, примерно». Прапорщик ему понравился, но подозрительность Жоламанова перешла и к Нуруму. Почти всю дорогу джигиты молчали.
— Видать, похолодает… Чувствуете, какой колючий ветер, — начал было прапорщик, но Нурум сухо ответил: