Крутое время
Шрифт:
— Что ж, время подошло.
— Жел токсан — месяц ветра, оправдывает свое название.
— Жел токсан — начало зимы, говорили казахи в старину.
— Старики, кажется, еще говорили: в эту пору сиди дома?
— Старики иногда наоборот говорят: глубокая осень — собирайся в путь…
Дальше погоды разговор не пошел. Даже из этих осторожных фраз Нурум понял, что его спутник — человек общительный.
Вскоре встретились с пятьюдесятью офицерами. Прапорщик радостно сообщил о встрече с дружинниками, однако командир офицерского отряда —
— Выезд мой оказался удачным. Дружинники тоже, оказывается, искали встречи с нами. Господин старшина, если вы согласны, можно устроить общий привал и обо всем переговорить, — доложил прапорщик серолицему.
Лицо командира осталось непроницаемым. Он не обмолвился ни словом, лишь кивнул головой, как бы говоря: «Посмотрим».
Весь отряд по два в ряд стоял позади командира, никто не вырывался вперед, все застыли, сохраняя равнение. Нурум незаметно для серолицего кинул взгляд вдоль стройного ряда офицеров. Всего было двадцать четыре пары, вместе с командиром и прапорщиком ровно пятьдесят всадников. Шинели у всех новые, с иголочки, и не серые, как у дружинников, а светло-голубые; совершенно новыми, блестящими были и погоны; у всех — сабли, на боку — наган, рядом с седлом висят маленькие японские винтовки. Нурум с восхищением смотрел на подтянутый, внушительный отряд.
Прапорщик слез с коня, подтянул подпругу, снова поднялся в седло и сказал командиру:
— Я поеду, старшина, выбрать место привала.
Командир и на этот раз лишь кивнул головой.
«Что за порядки у них? Или они что-то скрывают? — удивился Нурум. — А командир-то? Первый раз такого вижу…» Говорить Нуруму было не о чем, отряд он увидел, пересчитал, однако молчком уехать было неловко. Командир с ним даже не поздоровался. Хмурые молчаливые офицеры, особенно сурового вида командир, удивляли Нурума.
Чтобы успеть до сумерек догнать ушедших вперед дружинников и добраться до привала, Нурум и прапорщик пустили коней крупной рысью. Лишь пройдя несколько верст, всадники поехали шагом.
— Ты откуда родом, джигит? — снова первым заговорил прапорщик.
Вместо ответа Нурум спросил:
— Этот серолицый главный у вас?
— Он — командир военной части в Уиле, войсковой старшина Азмуратов. Умный, знает военное дело. А молчит от усталости. Долгий путь изматывает любого,
— Неужели и начальники против Жанши? — спросил Нурум.
— Он — казах, — быстро ответил прапорщик. — Разве может настоящий казах покинуть молодых джигитов в трудный час?
Нурум промолчал. «Ведь Жанша — тоже казах. Но ведь он не на стороне дружинников. Тот же султан Гарун, те же толстопузые судьи, разве они не враги дружинников? А ведь все — казахи. И для защиты Уральска готовы отправить под пули всех нас». Но Нурум счел неприличным возразить спутнику. Немного помолчав, он сказал:
— Вы спросили, откуда я родом. Из Анхаты.
— Со мной в Уральском реальном училище учился один джигит из Анхаты, Хаким Жунусов. Не знаете его?
Нурум невольно натянул поводья, удивленно глянул на прапорщика. Но офицер неожиданно сконфузился, заерзал в седле. Вначале прапорщик говорил, что в шестнадцатом году его забрали на окопные работы и за безупречную службу присвоили звание младшего офицера, а теперь выпалил, что учился вместе с Хакимом. Но обо всем этом Нурум даже и не подумал.
— Если вы учились с Хакимом, то должны знать и его родных! — сказал Нурум и улыбнулся, протягивая офицеру руку.
— Он знает по рассказам о моей семье. Я — о его. Помню, что у Хакима был старший брат.
— Я и есть старший брат Хакима.
Только теперь догадался прапорщик, почему Нурум протянул руку.
— Значит, вы старший брат Хакима, певец, да?
— Тот самый. Нурум Жунусов.
— Да, да, Нурум, вспомнил, что ж, познакомимся…
Офицер, подъехав вплотную к Нуруму, энергично пожал ему руку. Потом оба улыбнулись, провели ладонями по лицам.
— Меня зовут Сальмен. Весной мы расстались с Хакимом. с тех пор я ничего о нем не знаю. Ну и ну! Кто бы мог подумать, что здесь, в степи, я встречу вдруг родного брата Хакима?! Вот уж действительно: гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется.
Нурум обрадовался: наконец, нашел человека, с которым можно поговорить по душам.
— Вы на сколько старше Хакима?
— На три года.
— О, тогда мы с вами одногодки. А где сейчас Хаким? У него была возлюбленная в Уральске, татарка. Очень красивая девушка, Мукарама… Достойная пара.
Нурум не верил своим ушам.
— Хаким за Яиком, — только и смог ответить Нурум.
— Тогда он не хотел оставаться в Уральске. Где-то в земстве работал какой-то его родственник. Хаким говорил, что поступит к нему на службу.
— Мне кажется, он с теми смельчаками, которые против атаманов… Он, наверное, у кердеринцев…
Нурум гордо приосанился, ударил коня камчой, крикнул:
— Ну, понеслись!
Прапорщик пришпорил коня, помчался вслед за Нуру-мом. Породистая кобыла под ним летела легко, красиво и скоро обогнала мухортого скакуна Нурума.
— Ну и кобылица у вас! — похвалил Нурум. — Ветер! В скачках участвовали?
— Первый раз на ней, еще плохо знаю повадки. Но рысь легкая, — ответил Сальмен.
Помолчав, Нурум сказал:
— Девушка Хакима едет с нами в обозе.
— Что ты говоришь! — воскликнул Сальмен. — А впрочем, ничего удивительного! Нынешняя весна, точно могучий разлив, все перевернула. Но как Мукарама у вас очутилась?
Нурум рассказал, что с весны она работала в Джамбейтинской больнице, а потом сама попросилась в отряд дружинников и сейчас стала «локтром».
Жоламанов не поверил прапорщику, а Нурум раскрыл ему всю свою душу, ничуть не сомневаясь в дружеских намерениях нового знакомого. Выросший среди песен, веселья, беззаботных вечеринок, добродушный и доверчивый, Нурум не мог относиться к человеку с холодным подозрением.