Крутой поворот (Повести, рассказ)
Шрифт:
– Не так давно в пароходстве надумали выдвинуть Горина капитаном на другое судно. Но я сказал: баста! Станет капитаном - таких дров наломает, не приведи господи. Мелкий человек. А потом какой-нибудь дурак вроде меня начнет его двигать дальше…
– Представляю себе гнев карьериста, у которого срывается очередное назначение, - сказал Корнилов и подозрительно спросил: - А может быть, вы просто не хотели лишиться его поддержки и его услуг?
– Нет, не то, - отмахнулся Бильбасов.
– Знаете, с вами хочется быть откровенным. Наверное, в уголовный розыск специально таких людей подбирают? Так вот… Не могу сказать, что я хороший психолог. Но я догадывался, что старпом карьерист, нечистоплотный человек и начал бы пакостить еще давно, если бы не рассчитывал двигаться при моей поддержке… И я его двигал, стараясь не вникать в мелочи. Я был слишком занят работой, вещами более серьезными, чем личность старпома. Да и что я в конце концов, сыщик, что ли? Он старался делать свое дело, ну и… Не хотел я влезать!
– сказал капитан раздраженно.
– Инстинкт самосохранения?
– Может быть, может быть… Но когда я увидел, что его честолюбие приняло угрожающие размеры, у меня хватило твердости остановить Горина. Я написал объективную характеристику…
– Но было поздно? Его уже другие двигали?
– Да, вы схватили самую суть! Мне даже сказали, что я написал плохую характеристику, испугавшись за свое место. Решил, дескать, что Горина сделают капитаном «Сусанина», Теперь в пароходстве не верят ни одному моему слову об этом человеке!
Корнилов слушал внимательно. Злость на Бильбасова прямо клокотала в нем. Вот из-за таких добреньких и вылезают из щелей всякие проходимцы, карьеристы. Проглатывают своих «благодетелей» - да если бы только их! Сколько людей потом страдает от их возвышения!
Бильбасов виновато развел руками:
– Ну что же поделаешь? Горин уже приглянулся кое-кому в пароходстве. Они-то, я уверен, тоже ему цену знают. Это секрет на весь свет… А рассуждают так же, как я когда-то: пусть послужит, человек верный. Мы, дескать, знаем его возможности, его «потолок». Но «потолок» у них уже другой… Вот и получается: ты выдвинул дурака или проходимца - в тот момент под рукой хорошего человека не оказалось, а он и пошагал.
– Вы целую систему философскую придумали. Теорию первого толчка…
– А вы, Игорь Васильевич, разве ни разу не погрешили? Ни разу проходимцу ходу не дали?
– Нет, не дал, - покачал головой подполковник.
– Ну? Преклоняюсь, - в голосе Бильбасова чувствовалась ирония.
– Но верю вам с трудом. Извините.
Внимательно приглядываясь к Бильбасову, к его манере разговаривать, ко всему его облику, полному достоинства, притягивающей внутренней обаятельности, Игорь Васильевич вдруг вспомнил один из пунктов обвинения, брошенного Гориным капитану: драку с каким-то американцем по имени Арчибальд Бриман.
– Вы зачем дрались-то на судне?
– спросил он.
– Да еще с американцем. Разрядку срываете.
Бильбасов ухмыльнулся, глаза его озорно блеснули.
– Удивились, да? Старый человек, да еще капитан - и дерется.
– Он согнул руку в локте и гордо пощупал бицепс - А что, есть еще порох в пороховницах! Этот Бриман, я вам скажу, свинья и алкоголик. Впервые встретил такого дурошлепа. Мы шли из Пирея в Латакию. Пассажиры разношерстные, несколько американцев. Юристы. Чего-то изучали в Греции. Бриман - шериф из Северной Каролины. Напился до положения риз, по-моему, со страху - в тот вечер штормило прилично. Стал ко всем приставать. Щипнул молодую гречанку. Муж заступился - он его по шеям. Сами же американцы вахтенного позвали. Он и вахтенному врезал. Оказалось, что и русский язык знает. Кричит: «Русские ублюдки!» Вот сволочь!
– Капитан с остервенением плюнул.
– А наши ведь знаете как с иностранцами - пылинки сдувают, все международного скандала боятся. Да мы сами так и воспитываем… В общем, бушует Арчибальд Бриман - спасу нет. Услышал я шум, спускаюсь на палубу. Руку к козырьку. Говорю по-английски: «Господин хороший, вы на советском судне, извольте успокоиться». Он вылупился на меня, глаза красные, бессмысленные. «Я американский шериф, а ты свинья». И размахивается. Ну, думаю, товарищ Бильбасов, на тебя вся Европа смотрит и половина Америки. Увернулся я от удара и врезал ему от души в скулу. Свалился Бриман, вахтенный с боцманом его скрутили, а он плюется, орет, из носа почему-то кровища хлещет. Ужас! Подошли американцы. Говорят: «Господин капитан, ему только холодный душ может помочь. Не жалейте воды». Отвели мы его в укромное место и окатили как следует. Так на следующее утро он все ходил извинялся, кричал, что русские - самые лучшие парни в мире. И хотел мне свою шерифскую бляху подарить. Да я его выгнал. А когда в Латакии на берег сходил, сунул вахтенному матросу бутылку виски. Тот у него на глазах ее в море бросил. А Бриману хоть бы что - смеется, прощальные поцелуи шлет.
Корнилов покачал головой.
– Что головой качаете? Думаете, наш международный авторитет от этого пострадал?
– Я поступил бы так же.
– Правда?
– обрадовался Бильбасов.
– Вот видите! А на вас бы жалобу!
– Он помолчал немного и махнул рукой.
– Да ну их!.. Надоели. Мне три года до пенсии осталось. Буду здесь ловить рыбу - проживу хоть лет на пять дольше!
– Все это интересно, - задумчиво сказал Корнилов и закурил.
– Но меня сейчас факты интересуют. В экипаже теплохода есть такие люди, которые крупно ссорились со старпомом, ненавидят его?
– Его все ненавидят!
– буркнул капитан.
– Кроме двух-трех лодырей, которых пора списывать за непригодность.
– Я человек терпеливый, - сказал Корнилов.
– Один и тот же вопрос могу по пять раз задавать.
– Простите. Злобы на них не хватает.
– Капитан задумался, лицо стало пасмурным, будто тучка средь солнечного дня набежала.
– С ним были в ссоре штурманы Трусов и Данилкин. Из-за его ехидства, стремления подставить под удар. Наш дед Глуховской, стармех, его просто ненавидел. У того были свои причины!
– Бильбасов вздохнул.
– Там из-за женщины. Горин однажды сделал гнусное предложение его жене и схлопотал по физиономии. А жена вдобавок рассказала Глуховскому…
– У Глуховского было объяснение со старпомом?
– перебил Корнилов капитана.
– Было, конечно. Но это длинная история. Горин ходил еще вторым помощником. А нынешний второй штурман тоже ненавидит старпома.
– Трусов?
– Шарымов. Трусов - третий. Я о нем уже говорил.
«Шарымов, Шарымов, - вспоминал подполковник. Его Горин в письме не называл.
– А мы не проверяли…»
– Все это не пустячки, я понимаю, но никто из названных людей не стал бы угрожать старпому. Тем более анонимно! Не та закваска.
– А из-за чего ненавидит Юрия Максимовича Шарымов?
– Вы у него и спрашивайте, - неожиданно помрачнев, отрезал Бильбасов и поиграл желваками.
– Штурман Шарымов - прекрасный парень. Честный, искренний…
– Вам придется ответить, капитан, - серьезно сказал Корнилов.
– Третьего июля Юрий Максимович Горин погиб.
– Погиб?
– Игорь Васильевич почувствовал, что Бильбасов ошеломлен.
– Что значит погиб? Застрелился?
– Попал в автомобильную катастрофу.
– Какой ужас! На своей машине?
Корнилов кивнул.
– Один?
– Один. Жена уезжала к больной матери.
– Столкнулся с кем-то? Кто виноват?
– Кто виноват… Если б знать, я не докучал бы сейчас вам своими вопросами.
– Подполковник требовательно смотрел на Бильбасова.
– Он ездил всегда очень осторожно. Быстро, но осторожно. Не лихачил - уж я-то знаю! Немало поездил с ним! В лучшие времена.
– Заметив взгляд Корнилова, Владимир Петрович вздохнул.
– Ну да… Вы ждете ответа, Женя Шарымов… - Он снова вздохнул.