Кружева лабиринта

Малахова Елена Валентиновна

На перекрёстке мы разминулись.

– Ты уверена, что правда стоит того, чтобы нажить себе кучу проблем? – уточнила Эшли, с испугом посмотрев мне в глаза.

– Встретимся в школе, Эш, – сухо обронила я.

Чтобы сократить путь, я побрела по влажной траве через дворы. Вялым течением люди тянулись по сырым тротуарам, а следом по улицам открывались витрины магазинов, аптеки и булочной. Ещё издали я заметила закрытый зоосалон. Опущенные жалюзи сохраняли тайну внутренней обстановки магазина. Вывеска с режимом работы твердила, что мистер Вупер должен открыться с минуты на минуту. Я взглянула на фасадные часы библиотеки, на другой стороне дороги, и решила подождать. Но и спустя десять минут мистер Вупер не объявился. Прохожие посматривали на меня с отчужденным любопытством. Я

подошла ближе к окну и, приподнимая полоски жалюзи, заглянула в него. Внутри было пусто: прилавки, витрины, стеклянные полки, не было ни клеток с живностью, ни мусора. Создалось впечатление, что помещение давно не арендовали. Я прошла к боковому окну, где просматривалось пространство рядом с кассой и прилавком. Ящики столов были выдвинуты, дверцы тумбочек отворены настежь и повсюду на полу валялись смятые листы, и мне показалось, будто кто-то искал там некую вещицу, очень ценную…

– Что вам нужно, юная леди?

Вздрогнув, я опустила жалюзи и обернулась. Рядом стоял статный рослый мужчина преклонных лет. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы хорошенько его рассмотреть. У него были тонкие усики и жадные глаза любознательного библиотекаря. Голову прикрывала фетровая шляпа – котелок, давно покинувшая страницы современной моды. В его мощных руках находился бювар, а в другой – дымящаяся сигарета. С размеренной периодичностью он зажимал её между зубами, и крупное лицо с квадратной нижней челюстью тонуло в облаке серовато-сизого дыма.

– Повторяю вопрос: что вы там делаете?

– Я пришла купить себе кошку.

– В 9 часов утра? – он изогнул бровь в подозревающем стиле.

– Да, я очень люблю кошек вне зависимости день за окном или ночь.

В глазах мужчины промелькнула усмешка, а один из причудливых усиков покатился вверх. Сердито затянувшись сигаретой, он продолжал таращиться в упор. Я догадалась, что он не поверил мне.

– Почему вы не в школе? – он выдохнул несколько колец дыма, отточенных годами тренировок, –по-моему, для подростков самое время получить порцию научных терминов.

– Простите, конечно, за грубость, но это не ваше дело.

Мужчина достал из кармана удостоверение со сверкающим жетоном и с неоспоримой важностью распахнул его.

– Старший инспектор Джошуа Клифтон, полиция Ситтингборна. Отвечайте на поставленный вопрос, если не хотите оказаться в полицейском участке.

Меня бросило в пот. Молли была абсолютно не похожа на него, вероятно, собрав всю беспечную красоту своей матери, которая, по рассказу Эшли, в знатном роду имела корни четвертого графа Роджера Биго. Мне на ум не пришло ничего более выдающегося, чем соврать, что у нас нет первого урока. Но таким образом я лишь загоняла себя в угол, учитывая, что Молли училась со мной и пошла к первому занятию. Он обвел меня ещё более пристальным взором.

– А вы не знаете, во сколько откроется мистер Вупер? – между делом спросила я.

Снова зажав сигарету между зубами, Джошуа Клифтон выдержал короткую паузу, огибая мрачным взглядом помещение салона.

– Пожалуй, он больше не откроется. Мистер Вупер исчез.

– Как это?

– Он снимал это здание в аренду и день назад, предположительно утром, вывез все вещи, питомцев, а сам испарился. Дома его тоже нет, – с заботливой обходительностью мистер Клифтон добавил. – Советую не скитаться здесь в одиночку. В городе завелся убийца, который лишил жизни Дэвида Кокса, и пока он не найден следует вести тихий образ жизни.

Я понимающе кивнула.

– Простите, сэр.

– Всего доброго.

С этими словами он отправился по Хай-стрит вверх, оставляя после себя клубы табачного дыма, а я – в школу, переполненная сомнениями.

Два первых урока посвящались литературе с преподавателем Рози Кляйн. Это была низенькая старушка того возраста, в котором не покидают заслуженных постов по собственной воле. Как раз о таких в народе говорят, что они прилежно служат своей стране до тех пор, пока их холодное тело не вынесут вперёд ногами. Её волосы, собранные назад гребнем, напоминали скирды соломы, сильно лавирующие от естественных оттенков. Миссис Кляйн в душе оставалась молодой девицей, губительницей покоя мужских жеманных

сердец, идущих на поводу своих грешных начал. Безвыходная старость внесла в её мутные глаза загадку об их цвете, но, окунаясь в их бледную мутность, непроизвольно видишь цветущие сады. По крайней мере, не зря её прозвали Божьим Одуванчиком. Она была невероятно женственна в платьях стиля 20-х годов прошлого столетия и напоминала об этом легким движением руки, неустанно вносящим смысла в её пересказ художественного произведения. Она считала пустым задавать на дом прочтение «Беовульф²» или «Клариссу³», заведомо догадываясь, что лишь немногие осилят хотя бы половину многообещающих страниц. Ей доставляло удовольствие стоять перед классом, делая упор на скрещенные ноги, и пересказывать главные моменты произведений, заручаясь талантом применения уместных жестов. При этом удержать внимание учеников, располагая тихим голосом, переходящим к концу предложения в едва понятный шёпот – было для неё недостижимой целью. Она абсолютно не умела ругаться, осекая нарушителей порядка тихим «что там у вас происходит?». Потому её лекции для многих являлись прекрасным временем покидать в друг друга бумажками или посвятить себя беседам. Располагая редкой особенностью увлекаться собственным рассказом, она даже не заметила, как я вошла и проскользнула на свободную парту в дальнем ряду.

Молли опустила глаза, когда я безразлично посмотрела на неё. Мне показалось, цветом лица она сравнялась с мелом, оставленным у доски, а рядком сидящая за ней свита поклонниц и вовсе делала вид, что меня не существует.

К концу урока миссис Кляйн возвела свои воодушевленные туманные глаза к вошедшему Ричарду Хопсу. Своеобразным жестом директор показал, чтобы мы не вставали, и любезно улыбнулся миссис Кляйн большими, словно щитами воинов, позолоченными зубами. Он обладал всеми качествами лидера: громким пугающим голосом, толстыми пальцами, которые с лёгкостью обхватят шею любого из сидящих в аудитории, и прилежность нравов. Его уважали. Он располагал умением подобрать слова, вселяющие в собеседника уверенность правоты его позиций, а также замять немалые конфликты, находящие себе могилу в стенах школы. Он ненавидел сплетников, но тем не менее потакал ученикам, шпионящим для него. Не исключено, что мистер Хопс нестерпимо побаивался лишиться поста директора, поскольку именно в этом слове состояла мощь его убеждений.

– Итак, старшеклассники, – прогремел мистер Хопс, – завтрашний день объявляется днем благотворительности, потому занятий не будет.

Класс дружно зааплодировал, медленно затихая под действием выставленной вперёд ладони мистера Хопса – призыва к тишине.

– Но это не значит, что день будет потрачен впустую. Завтра вы отправитесь в дом престарелых, чтобы внести тепла в души забытых людей, а сопровождать вас будет миссис Кляйн.

Недовольство отразилось на кислых минах учеников, но возразить мистеру Хопсу никто не посмел. Он перекинулся парой словечек с Рози Кляйн и, с щепетильным вниманием осмотрев сидящих, ретировался из аудитории.

После занятий я торопилась по коридору на выход с мыслями, что Молли и её подруги намеренно избегают меня. Я обернулась с намерением убедиться, что за мной никто не гонится, а едва снова повернула голову вперёд, как врезалась в большой упругий живот директора и, как мяч от стены, отскочила от него на два шага назад. Мистер Хопс пробежался по мне сверху вниз пристальным взглядом заинтересованности.

– Мисс Чандлер, полагаю?!

Нервно проглотив комок, я кивнула.

– Пройдемте в мой кабинет, – осклабившись, сказал он.

Он повёл меня в западное крыло. Школьники улыбчиво здоровались с директором, а затем молча сочувствовали мне глазами. Я ощутила, как безграничное волнение пробирается в пальцы и начинает ими заправлять, а разум тяготился только желанием узнать, что ему от меня понадобилось.

Мы зашли в узкий кабинет, где по центру стоял идеально наполированный стол с кожаным креслом и жёстким стулом с противоположной стороны, а стены хвастали похвальными грамотами и лицензиями.

– Присаживайтесь, Кэти.