Кружки любви
Шрифт:
— Я ем всё что угодно, Эмили. Ты не должна так сильно напрягаться из-за меня. Сколько я тебе должен? — спрашивает он, роясь в своем заднем кармане.
— Коди, я знаю, что она выглядит милой, но, если ты сейчас попробуешь ей заплатить, ты будешь иметь дело с концом этой ложки, — сообщает ему Джордан, кивком головы указывая на длинную деревянную ложку.
— Это слишком много, — спокойно говорит он, прижимая свой подбородок к груди.
Твою мать.
Эмили сильнее оборачивает свои руки вокруг него и шепчет на ухо. Он кивает несколько раз, прежде чем прижимает её к себе. Они обнимают друг друга довольно долго, пока не
— Я не могу сжечь тыквенный хлеб, — объявляет Эмили, вытирая не прошеные слезы из глаз.
Коди держится к нам спиной, беря в себя в руки.
Я не обращаю на него внимания, поскольку задница Эмили витает в воздухе, пока она наклоняется, чтобы вытащить хлеб. Твою мать, я становлюсь извращенцем. И очевидно, у меня слабость к джинсам.
— Хорошо, ты берешь парочку маффинов и съедаешь их, пока Гаррет везет вас к моему дому. Я сделаю для тебя завтрак завтра, так что тебе не придётся приходить сюда. Я отправлюсь в магазин, после того как закроюсь, так что встретимся с тобой там. Как думаешь, ты сможешь составить для меня список того, что тебе нравится? Я захвачу его у тебя, прежде чем отправиться за покупками, — заканчивает Эмили, в то время как она возится с хлебом, маффинами и другой испеченной хренью.
Здесь пахнет чертовски потрясающе.
— Я съем всё, — грубо говорит Коди.
— Хорошо, солнышко, — воркует она, позволяя ему сорваться с крючка. — Возьми это и выдвигайся. Я не хочу, чтобы ты опоздал, — она встает на цыпочки и целует его в щеку, прежде чем погнать его в мою сторону.
Как только она оказывается на расстоянии вытянутой руки, я ловлю её за запястье и подтягиваю к себе.
— Рот, — ворчу я.
Она встает на цыпочки и немедленно выполняет требование. Я запутываю и танцую с ее языком, пока она не начинает стонать так, как я этого хочу от неё. Когда я выпускаю её затылок, то упираюсь в неё своим лбом и произношу:
— Я заберу тебя из продуктового магазина в пять. И не вздумай расплачиваться.
— Окей, — сладко произносит она.
Мне нравится, что моя грубость никогда, как кажется, не беспокоит ее. Это замечательно, поскольку я не думаю, что эта часть меня когда-нибудь исчезнет.
— Я сделала тебе кофе и упаковала несколько маффинов, — сообщает она мне, потянув меня за руку из кухни.
Она вручает мне чашку на вынос с логотипом своего кафе на поверхности. Надпись: «Кофе и торты от Эмили» проявляется от тепла кружки. Я крепко её целую, прежде чем разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти.
Коди и я отправляемся в поездку, немедленно принимаясь за завтрак.
Святое. Грёбаное. Дерьмо. Это восхитительно.
— У тебя хорошая женщина, — говорит Коди с набитым ртом вкусностями.
— Ага.
— Не просри это или мне придётся отпинать твою задницу, — он угрожает мне на полном серьезе.
— Ага.
— Ты не думаешь, что они симпатичные? — спрашивает Дженна у Коди, потрясенная его ярым презрением.
Коди умоляюще смотрит на меня, одетый в необычные фиолетовые джинсы.
— Я не думаю, что Коди хочет выглядеть милым, Дженна, — пробую успокоить их обоих. — Возможно, ему будет более комфортно в тех.
Я бросаю ему темную пару, что захватила в тот момент, когда Дженна настаивала на женском выборе джинсов. Облегчение отражается на его лице раньше, чем он забегает обратно в примерочную.
— По-прежнему никакого секса? —
— Да, — ворчу я, пока сажусь рядом с ней и жду Коди.
— Он дает тебе время. Я думаю, что это мило.
— А если Калеб не будет заниматься с тобой сексом?
— Мясорубка — будь уверена, — фыркает она.
Я фыркаю, выражая своё согласие.
Я понимаю, что Гаррет дает мне время. Хотя мне оно ни к чему. Единственная вещь, с которой я борюсь, это глубокая потребность придушить Дэрила и Анжелику. Я чувствовала физическую боль, пока Гаррет говорил с теми грустными сине-серыми глазами. Когда он рассказал мне, что произошло с Таней, я сорвалась. Я ревела так сильно, что меня практически стошнило. Что за ужасный опыт. Я не могу представить, какой удар это нанесло Гаррету. Я могу видеть это, когда теперь смотрю на него. Он несет вину за те смерти. Хотя ни одна из них не принадлежит ему. Не так, как я вижу во всяком случае.
Дэрил и Анжелика — преступники и убийцы. Я не могу понять, как кто-то мог так поступить со своим собственным ребенком? Как можно быть таким бессердечным? Меня тошнит от этого. И я злюсь, когда думаю об этом.
Гаррет забрал жизнь. Жизнь, которая обрывалась мучительным способом. Я продолжаю думать о его истории и как еще она могла бы закончиться. Он мог бы просто уйти и оставить Таню в муках. Он мог бы снять момент, когда Дэрил убивает Нико, и спасти себя. Но он не сделал этого. Он не отказался от своего ужасного отца. Он не повернулся спиной к женщине, умоляющей о смерти, чтобы она смогла присоединиться к своему сыну и мужчине в загробной жизни. Он принял решение, которое явно преследует его до сих пор. Но это не был неправильный выбор. Это была правильная вещь, которую надо было сделать. Уважение заполнило мои вены и затопило душу, пока Гаррет говорил. Он не монстр. Он не убийца.
Хорошо, он — убийца. Но я смотрю на него так же, как смотрю на своего отца. Мой папа забирал жизни. По-прежнему иногда забирает жизни. Детство рядом с отцом-снайпером заставило меня по-другому смотреть на мир. Я рассматриваю жизнь и смерть по-другому.
Гаррет несет вину за Таню и её семью. Он не несет вину за другие жизни, которые забрал, поскольку те жизни ничего не значили для него. Я предполагаю, что вижу это с той же стороны. Это о том, как я выросла. Это о том, как я жила. Возможно, это делает меня слегка ненормальной, но мне хорошо от этого.
Лёжа в руках Гаррета после того, как он закончил рассказывать мне о той ночи, которая изменила всю его жизнь, я поняла, что влюблена в него. Я влюбилась сильно и быстро. А еще нет ни каких сомнений, что моя мама послала его мне. Она хотела, чтобы у меня был мужчина, как мой отец. Я не создана быть женой военного. Те женщины обладают силой, которой у меня нет. Но если честно, я жажду такой тип доминирующего альфы, который наполняет наши армии. Гаррет — властный мужчина, некоторых женщин это может заставить чувствовать себя неуютно, мне же это приносит интенсивное чувство безопасности и мира. Его прошлое — это его прошлое. На этой неделе я смогла разглядеть, что он — намного больше, чем насилие, что стояло за его действиями. Я могу увидеть тень того, каким он был, но он перерос свое прошлое. Хотела бы я наблюдать за ним более близко в течение последних шести месяцев. Поскольку я думаю, что он был замечательным раньше, однако вблизи он удивительный.