Кружки любви
Шрифт:
Камеры Нико были частью мошенничества со страховкой. Им необходимо было видео свидетельство. Дэрил и я вышли бы сухими из воды с этой работенкой. Наши лица были закрыты масками, а на фургоне не было никаких номеров. Хотя это была не просто работа. Это должно было стать моим концом.
Камеры записали разговор между Нико и Таней, когда мы ворвались. Работа, которую они заказали, не должна была произойти до следующей ночи. Он разволновался и заставил пойти ее в ванную с младенцем. Когда младенец начал хныкать, он сказал, что она должна заставить его замолчать. Прежде чем он закрыл ванную, Таня
Младенец умер от удушья. Таня нанесла себе достаточно повреждений, чтобы офицер постановил, что она истекла бы кровью без немедленной медицинской помощи. Хотя моя пуля забрала её жизнь. И не имеет значение, что она умирала. Я убил её. Моя глупость убила трех людей. Этот груз я буду нести до конца своих дней.
— Не жалей меня, — хриплю я после длительной паузы.
— Я сожалею о тебе. Я также сожалею о Нико и Тане. И их младенце… — она затихает, прослеживая чернила на моей груди. — Хотя я не сожалею о Дэриле и Анжелике. Что с ней случилось?
— Ничего, — ворчу я. — Не было доказательств, что она имела какое-либо отношение к этой работе. Она все еще в Канзас-Сити.
Эмили вскидывает подбородок вверх, и я вижу, как злой огонь разгорается в её золотисто-зеленых глазах.
— Это не справедливо, — рычит она.
— Жизнь не справедлива, сладкая.
— Лучше уж пусть она надеется, что никогда не встретит меня, — угрожает Эмили впервые, с тех пор как я с ней, и мне кажется, что она может действительно нанести некоторые повреждения, защищая меня. — Я не брошу тебя, Гаррет. Ничто из того, что ты только что мне рассказал, не заставит меня думать, что мне не следует быть с тобой. Мне не нравится, что ты жил жизнью преступника. Также мне не нравится, что тебя подставили, и ты должен был забрать чью-то жизнь, возможно, даже из самых ужасающий обстоятельств. Но ничто из того, что ты мне рассказал, не заставит меня думать, что мне небезопасно с тобой. Ты когда-нибудь причинишь мне боль?
— Никогда.
— Ты будешь оберегать меня?
— Всегда.
— Ты закончил со своей преступной жизнью?
— Да.
— Тогда я здесь. Я получила тебя, Гаррет. Я не уйду никуда, — говорит она твердо и прижимает свой рот к моему.
Она вливает страсть в мои уста вместе со стонами. Я наматываю её волосы на кулак и запрокидываю её голову, чтобы получить лучший доступ для своего жадного языка. На вкус она как сахар и мята, опьяняющие мои чувства. Я втягиваю её пухлую нижнюю губу и выпускаю обратно, украв её дыхание, в то время как она цепляется за мои плечи. Я не хочу ничего больше, чем войти глубоко в её киску и оставаться в ней всю ночь, но я не могу. Не после того, что я только что рассказал ей.
Я замедляю поцелуй, и она стонет, когда я отрываю свои губы от неё.
— Я просто хочу обнимать тебя сегодня вечером. Это было так много для нас, — рычу я не грубо, а своим обычным тоном.
— Хорошо, но только если ты пообещаешь не пытаться оттолкнуть меня, — требует Эмили, пропуская пальцы через мои волосы.
— Я не оттолкну тебя, — заверяю её я.
Она кивает и поднимается с моих колен, проскальзывая под мои простыни. Я следую за ней и выключаю лампу.
Нежные маленькие пальчики Эмили прослеживают мои татуировки, пока мы лежим в тишине. Только перед тем как уснуть она спрашивает
— Почему «Время — иллюзия»?
Она спрашивает о цитате на моей коже.
— Потому что ты можешь прожить целую жизнь за секунду или никогда не испытывать эту штуку и за восемьдесят лет, — объясняю я.
Она целует дедушкины часы прежде, чем окончательно прижаться ко мне.
— Ты бы понравился моей маме, Гаррет Шарп, — спокойно произносит она с равным
Я целую ее волосы и надеюсь, чёрт возьми, что она никогда не осознает, как она неправа.
***
Мой будильник трезвонит чертовски рано. Но я ласково бужу Эмили, и она становится сама собой — улыбчивая, бойкая. Она бежит и принимает быстрый душ. Ничто из вчерашней ночи, как кажется, не беспокоит ее, но я собираюсь дать ей время. Она заслуживает шанса передумать. И поскольку я сильно себя контролирую, я не собираюсь заниматься с ней сексом снова, до того как я не буду уверен, что она готова делать это со мной, настоящим.
Это пытка.
Я понятия не имею, что буду делать днем без неё. Наблюдение за ней станет агонией теперь, зная какая она. Я полностью долбанулся.
Как только она готова идти, я переплетаю наши пальцы и вывожу ее из дома. Она раздражена тем, что я не позволил ей убраться на кухне, но я могу сделать это позже. Я не хочу, чтобы она опоздала.
Поездка к центру города молчалива, пока я держу её руку на своём колене. Я протираю большим пальцем по мягкой коже внутренней части её ладони всю дорогу, я чувствую боль в своём животе, когда мы оказываемся перед ее темным магазином.
Я не хочу, чтобы она была там одна. Правда, я не буду душить её этим. Она — независимая женщина, которая надрывала свою задницу, работая, чтобы иметь такую жизнь. Я не буду вмешиваться в это… слишком сильно.
Внезапно Эмили перелезает над коробкой переключения передач, и садит
— Я никуда не денусь, — пылко произносит она до того, как прижимает свои губы к моим, ожидая, что я захвачу инициативу.
И я даю ей это. Я наклоняю голову и вторгаюсь в её рот, клеймя её уже припухшие губы. Любой мужчина, который встретиться на ее пути сегодня, будет знать, что она занята.
Когда я прерываю наш поцелуй, то быстро похлопываю её по заднице. Я не могу пойти с ней или же всё закончится тем, что я трахну ее на том сверкающем прилавке.
Я толкаю свою дверь, чтобы открыть, и позволяю ей соскользнуть с меня, прежде чем передаю ей сумочку. Я хватаю ее за запястье, когда она поворачивается, чтобы уйти, оставляя легкий поцелуй на её коже.