Кряка
Шрифт:
– И ты, рыжая, о том же? Значит, я путаник? А в тетради у меня что записано?
Он полез трясущейся рукой в грудной карман, достал потёртый футляр с очками.
Водрузив на мясистый нос старенькие, перевязанные нитками очки, вынул тетрадь и, неторопливо перелистывая страницы, принялся искать записи.
– Да вы не там ищете!
– потеряв всякое терпение, сказала Лида.
– В своей-то тетради уж заплутались.
Замковой свирепо, сверху вниз посмотрел на Лиду.
– Ты!.. Ты... кто такая?!
– задыхаясь
– Ты...
чего мне указываешь?!
– Ну, а как же!
– в свою очередь, обозлилась Лида.
– Запись ваша сделана в мае.
а вы ищете в феврале!
Не в силах выговорить слово, зоотехник молча снял очки и, не попадая, стал совать их в карман. Лицо его побагровело, губы дрожали, шепча что-то непонятное.
– И правильно, правильно ругал!
– разошлась Лида. В её голосе уже слышались слезливые нотки.
– Вам и дела нет, что утятам не из чего пить, что яиц не запасли сколько нужно! А запись ваша... вы не цифры, а грибы какие-то нарисовали, поэтому и напутали...
– Лида рывком закинула ногу через раму.
– Поехали, Дина, к председателю!
Замковой остался один. Растерянно топчась и разводя руками, он долго смотрел вслед ершистым девчонкам и едва снова тронулся в путь, как перед самым его носом, гонясь за молодым воробышком, чёрной молнией промчалась кошка. Замковой плюнул сердито и, погрозив ей вслед кулаком, свернул в переулок.
С самого раннего утра ему сегодня положительно не везло, и это было, конечно, не к добру.
Председатель встретил его улыбкой. Кивнув на стул, сказал сочувственно:
– Садись, пожалуйста, Данило Фёдорович, я сейчас, - и снял трубку с зазвонившего телефона.
Это тоже было не к добру. Уж лучше бы он громыхнул этой трубкой по столу, обругал бы как следует, накричал, так как он, зоотехник, действительно виноват - спутал даты на целых пять дней и поэтому увёз кормушки в другое, более нужное, по его мнению, место.
Данило Фёдорович сел на краешек стула, положив большие руки себе на колени, и стал ждать, когда председатель кончит разговаривать по телефону.
– Да, да, всё сделано!..
– сказал председатель в телефонную трубку. Оркестр! А как же - будет, будет...
Потом он слушал некоторое время, бросая взгляды на Данила Фёдоровича, и вдруг, покраснев, откинулся на стуле, засмеялся деланным смехом:
– Да нет, Иван Тимофеевич, что вы! Не было, не было! Да, конечно, он и сам это понял...
Иван Тимофеевич - это первый секретарь райкома. Замковой хорошо его знал и очень уважал, хотя за последний разговор и был обижен на него. Стал расспрашивать: не трудно ли? Намекать на преклонный возраст, на пенсию. Про план говорил, который в этом году увеличился в восемь раз.
Положив трубку, председатель как-то смущённо почесал в затылке и сказал неуверенно:
– Там, Данило Фёдорович, машина стоит, с кормушками и поилками. Ящики с яйцами для кормления утят. Поезжай, отвези сам. Ну и...
– председатель замялся, - по дороге подумай, может, тебе отдохнуть надо, а?
Замковой вытянул шею, руки его беспокойно задвигались.
– Ну, может, на курорт поедешь, - продолжал председатель.
– Или как?..
Зоотехник моргнул выпуклыми глазами, нагнулся, подобрал с пола упавшую шляпу, хотел сказать что-то, но только махнул рукой, поднялся и, не оглядываясь, вышел.
На дворе было знойно. Серая клушка, растопырив крылья, раскидывала ногами конский навоз. Вместе с навозом отлетали в сторону неловко подвернувшиеся цыплята. Две буланые лошади, запряжённые в линейку, фыркая и позванивая удилами, звучно жевали в подвешенных торбах овёс. Под ногами у них дрались воробьи.
Подошёл шофёр, оскалил зубы в широкой улыбке, тряхнул пушистым кучерявым чубом:
– Ну что, дедуля, поедем, что ли? Мне вот так в одно место смотаться надо.
Данило Фёдорович свирепо посмотрел на нахального, парня, хотел послать его подальше, ко всем чертям, но не смог вымолвить ни слова, только кадыком задвигал.
"И этот тоже - "дедуля"!
– с горечью подумал он, открывая дверку машины.
– Как сговорились всё равно".
Сзади чей-то звонкий голос попросил:
– Данило Фёдорович, возьмите нас с собой! . Замковой обернулся. Перед ним с патефоном в руках стояла Лида, в белой кофточке, в синих шароварах; две рыжеватые косички топорщились в разные стороны.
Данило Фёдорович сердито ткнул пальцем чуть ли не в самое курносое Лидино лицо:
– Тебя? Ни за что!
– залез в кабину, хлопнул дверкой.
Лида побледнела от обиды, но тут же пришла в себя.
– Ладно!
– сказала она, сверля зоотехника взглядом.
– Не нуждаюсь. Всё равно я буду на месте раньше вас. Поезжайте, дедушка!
Замковой раскрыл рот от изумления. Шофёр, замотав от смеха чубом, включил скорость, рванул машину. Он очень торопился, часто посматривал 'на часы. С крутого спуска слетел как на крыльях. Замковой и опомниться не успел, как машина уже стояла с выключенным мотором возле раскрытых дверей коровника.
Навстречу вышла .молоденькая учительница, выбежали девочки. Поздоровались хором.
Увидев поилки с кормушками, захлопали в ладоши и тут же стали выгружать.
Замковой прошёл в коровник. Поглядел на утят, потрогал рукой трубы отопления, заглянул в ларь.
Рядом, в большой пустой бочке, кто-то сопел и скрёб дно. Данило Фёдорович подошёл ближе. В бочке замолкло, показалась голова с косичками. Смахнув со лба пот, Женя сказала:
– Здравствуйте, Данило Фёдорович! Замковой отпрянул, замахал руками и опрометью бросился на улицу. В выпуклых глазах его светился ужас. Влетел в кабину, прохрипел удивлённому шофёру: