Кряка
Шрифт:
У Елизаветы Петровны заблестели глаза от обиды, и она, чтобы скрыть подступившие слезы, полезла в кабину.
– Ну, ну, - сказал добродушно шофёр, - вы не расстраивайтесь. Плохо, конечно, что увезли, но ведь бед-то непоправимых нет! Что-нибудь придумаем.
Елизавета Петровна с надеждой посмотрела на шофёра:
– Правда?
– А как же!
– Шофёр окинул взглядом двор гаража.
– Да вон, например, лежат никому не нужные старые покрышки.
– Хе! Вы смеётесь!
– отозвался из кузова Овсиенко.
–
– А очень просто: разрезать покрышку вдоль - сразу две поилки.
– А чем же её резать-то?
– усомнился Юра - Перочинным ножичком?
Шофёр сердито повёл усами:
– Циркульной пилой, вот чем!
– Хе!
– перевесившись через борт, заорал Овсиенко.
– Юрка, доставай скорее свою циркульную пилу!
Шофёр, сердито рванув дверку, забрался в кабину.
– Ни стыда, ни совести!
– проворчал он, включая зажигание.
– Ты им дело говоришь, а они всё в шутку превращают.
– Ой, постойте, куда же вы?
– взмолилась Елизавета Петровна.
– А как же с покрышками?
Шофёр засопел носом, рывком выключил зажигание.
– Мороки тут с вами не оберёшься!
– проворчал он.
– Посидите, я сейчас...
Вылез из кабины, сутулясь побежал в гараж.
А в это время наверху произошла ссора. Петя Телегин, разозлившись на дерзкую шутку Овсиенки, дал ему по затылку.
Овсиенко обиделся, полез было драться, но Юра сказал вполголоса:
– Ну, ну, смотри у меня, а то и я подбавлю!
Серёжины глаза налились слезами. Он молча спрыгнул с машины и зашагал прочь.
Было очень обидно. Кто отличился в закупке утиных яиц? Он - Серёжа Овсиенко! Кто добился девяноста шести и пяти десятых процента сохранности утят? Опять Овсиенко. Кому вынес благодарность председатель колхоза? Ему. Кому объявлена благодарность в приказе по школе? Опять ему. А тут дерутся. И слова не скажи.
Подумаешь, из-за какого-то шофёра! Если бы он директору школы или председателю колхоза нагрубил, тогда другое дело. И всё это, конечно, от зависти. Вот купит он себе мотовелосипед...
Серёжа хлюпнул носом, и мысли его приняли другое направление.
Подумаешь, подзатыльник! И не больно вовсе. Зря он всё-таки обиделся. Ну, ушёл, а дальше? Соберутся завтра ребята и скажут: "Нам такой не нужен. Катись отсюда колбасой!" - и всё. Не видать тогда ему мотовелосипеда. Надо как-то вывернуться незаметно, сделать вид, что он пошёл... посмотреть покрышки.
Серёжа был как раз возле раскрытых настежь ворот гаража. Около сложенных горой покрышек он увидел сутулую спину шофёра и рядом с ним щупленького, с обгоревшим на войне лицом - заведующего гаражом. Склонившись, он писал что-то в блокноте.
Шофёр топтался на месте и, словно ища кого-то, нетерпеливо посматривал по сторонам. Увидев Серёжу, он обрадованно закивал головой и, махнув неуклюже рукой, крикнул:
– Ну-ка, поди сюда, шустрый! Серёже только этого и надо было. Он даже подпрыгнул от радости. Подлетел, сказал весело:
– А вот он и я! Что надо делать? Завгар вырвал листок из блокнота и протянул его Серёже:
– Сейчас дам машину, погрузим покрышки, и ты отвезёшь эту записку на лесопильный завод Кручинину. Понял? Там их разрежут, и у вас будут на первый случай поилки.
Ясно?
– Ясно, - солидно сказал Овсиенко и с победоносным видом обернулся к ребятам, которые с нескрываемым удивлением и завистью смотрели на него.
Серёжа поднял записку над головой:
– Эге, ребята! Аида сюда, дело есть!.. Машина с утятами 'поехала на ферму.
Уезжая, Елизавета Петровна сказала мальчикам:
– Вся надежда, ребятки, на вас. Поилки нужно сделать во что бы то ни стало, и поскорей. Сами понимаете...
– Да вы не волнуйтесь, - успокаивал шофёр.
– Ребята у вас шустрые, враз обернутся. Да и Василий Николаевич записку написал своему дружку. Вместе в одном танке воевали. Не откажет.
Но всё получилось не так. Утром сломался вал циркульной пилы. Кручинин уехал в район за новыми деталями. Шофёр, молодой парень в серой кепке, из-под которой фасонисто свешивался на глаза пушистый кучерявый чуб, куда-то торопился.
– Эй, огольцы!
– крикнул он, высунувшись из кабины.
– Долго вы там расхаживать будете? Сваливайте ваши покрышки!
– Да чего их сваливать-то!
– чуть не плача от досады, огрызнулся Юра. Пила-то ведь не работает.
– Ну и что?
– настаивал шофёр.
– А я тут при чём? Может, она и завтра работать не будет, так я что - стоять должен? Сгружайте живо!
У Серёжи вертелся на языке дерзкий ответ, но он, памятуя о подзатыльнике, молчал.
А Петя Телегин, насупив брови, сказал:
– Вы как хотите, а я сгружать не буду. Не можем мы сгружать. Тогда утята без воды останутся. Надо что-то придумать.
А что тут придумаешь, если пила не работает. Ведь не будешь в самом деле автомобильную покрышку перочинным ножичком разрезать!
А тут ещё этот шофёр. Такой .противный. Трясёт чубом, словно козёл бородой, кричит:
– Кому я говорю?! Сгружайте, а то увезу обратно!
У Юры по веснушчатому лицу пошли зелёные пятна.
– Чего это вы увезёте?
– тихо спросил он.
– А завгар что вам говорил?
Шофёр прищурился, ловким движением воткнул в рот папироску. Достал спички, прикурил, пыхнул дымом:
– Плевать я хотел на вашего завгара! Тут калым хороший навёртывается, а вы со своими покрышками. Не хотите выгружать - выброшу сам.
Рванув дверку, он выпрыгнул из кабины, надвинул на лоб кепку и полез в кузов.
Овсиенко, взглянув на обескураженного Юру, сказал вызывающе: