Кряка
Шрифт:
Главный "кок" - Дина, стоя на коленях, словно древний человек перед идолом, кланялась закопчённому ведру, таращила глаза, изо всех сил дула в костёр. Нет, не загоралась лоза, хоть плачь!
Наблюдавший за всем этим делом из окна учительской Павел Андреевич не выдержал, вышел во двор и стал искать что-то возле мусорного ящика. Наконец, найдя, что ему нужно было, нагнулся, поднял старую, стоптанную туфлю на резиновой подошве и подошёл к незадачливым поварам.
– Ну что, не горит?
– приседая на корточки, спросил
– Не горит, - ответил Телегин.
– Ну хоть тресни! Павел Андреевич улыбнулся чуть-чуть, поправил очки:
– Ну, а... дед Моисеич разве вам не показывал, как надо разжигать костёр?
Петя смущённо опустил голову и принялся выковыривать щепкой ракушку из земли:
– Да показывал, а мы...
– ...плохо слушали?
Телегин молча кивнул головой.
– Ну и то ладно, что сознаётесь, - сказал Павел Андреевич и протянул Пете туфлю.
– А это средство вам не знакомо?
Петя вскочил, хлопнул себя ладонью по лбу:
– Ах, голова моя садовая! Да как же это я забыл? Настругать резинки, подложить под дрова - любое сырьё загорится!
Учитель кивнул головой, поднялся и зашагал к спортивному залу.
КАК СЕРЁЖА МАТЕМАТИКОМ СТАЛ
Установившаяся было тёплая погода через два дня снова испортилась. Стало холодно. Утята, намокнув у поилок, сбивались в кучу, жалобно пищали. Их писк и гомон смешивался с шумом ребячьих голосов и беспрестанным хлопаньем двери.
Серёжа Овсиенко и Коля Гайдук, раскрасневшись от усердия, носили вёдрами воду из-под крана. В углу зала, рядом со. шведской стенкой, устроились у длинного стола человек двенадцать ребят. Дробно стуча ножами, они мелко рубили круто сваренные яйца.
За окнами, царапая в стёкла мелкой крупой, уныло посвистывал ветер. Было зябко не только утятам, но и ребятам.
– Нет, так дальше не пойдёт, - сказала Лида, размешивая палкой корм в бочонке.
– Надо печку истопить.
– И к Жене: - Долей немного.
Женя подняла ведро с водой, стала лить потихоньку.
– А где дрова взять?
– возразила она.
– В школе давно кончились, а в колхозе пока допросишься...
– А я знаю где, - таинственно округлив глаза, сказал Овсиенко.
Лида замерла с палкой в руках:
– Где?
Овсиенко подошёл к защищённому сеткой окну, кивком головы показал на соседний, принадлежащий пекарне двор:
– Вон они, дровишки-то. Первый сорт! Лида сердито ткнула палкой в месиво.
– Тьфу, дуралей!
– возмутилась она.
– Вот взять бы да мешалкой тебе по шее за такие слова! "Дровишки"!
– А что? А что?
– пятясь на всякий случай к двери, оправдывался Овсиенко.
– Дроза-то чьи - государственные? А утята чьи? Тоже государственные.
– Женя, подержи-ка его, - сказала Лида, вынимая палку.
Овсиенко отскочил в сторону.
– Не буду! Не буду!
– закричал Серёжа. Дурачась, упал на колени, молитвенно сложил руки.
– Ну, Лидочка, ну, честное слово, я лучше своих принесу!
Ребята засмеялись.
– Свои?
– задумчиво переспросила Лида.
– А ведь это здорово! Если все, которые здесь, принесут по полену...
– Правда! Правда!
– закричали ребята.
– Принесём!..
– Ну тогда давайте быстрее! Кто ближе живёт?.. Серёжа, прощаю, вставай, кормить утят будем.
К началу занятий в печке затрещали дрова. Пришли четыре девочки из старших классов - подменить.
– Ого, печку затопили!
– обрадовалась Аня Ти-таренко, потирая покрасневшие руки.
– Вот хорошо! Мы тут и уроки будем готовить.
Уходя, Серёжа Овсиенко насупил брови, сказал басом:
– Вы тут не очень-то прохлаждайтесь. За утятами смотрите. Видите, как они к печке грудятся? Подавят друг друга. Разгребать надо.
Аня фыркнула, встала по стойке "смирно", смешно вывернув ладонь, взяла под козырёк:
– Есть, товарищ командир, следить за утятами! Какие будут ещё приказания?
Овсиенко надулся, сердито повёл глазами.
– Никаких, - сказал он.
– Вольно! Вам бы только дурачиться.
Девочки рассмеялись вдогонку:
– Ладно уж, иди, товарищ начальник. Серьёзный какой!
Забота Овсиенко об утятах не была лишена оснований. Он хотел добиться наибольшего процента сохранения утят. Мысль заработать этим летом на мотовелосипед клином засела в голове. Чем больше он вырастит утят, тем больше за них получит.
"Значит, так, - усевшись вечером за своим столом, принялся рассуждать Овсиенко.
– Если я выра-= щу... Сколько же я выращу?
– задумался он.
– Тьфу ты пропасть! И надо же им было написать условие оплаты в процентах! Ну ладно, я выращу две тысячи утят и получу за них..."
Овсиенко схватил карандаш и помножил две тысячи утят на шесть копеек. От полученного результата у него потемнело в глазах: "Двенадцать тысяч!"
Откинувшись на стуле, он долго смотрел зачарованным взглядом на эти волшебные цифры. Может, он ошибся? Неправильно помножил? Нет, всё равно двенадцать тысяч. Но почему же так много?
Долго смотрел, пока не догадался: да ведь это же копейки! Чтобы получить рубли, нужно... нужно...
Левая рука его сама по себе полезла к затылку, а правая - неуверенно зачеркнула один нулик. Ну вот, теперь, кажется, правильно будет - тысяча двести.
Овсиенко с недоверием поглядел на полученный результат: "Что-то очень много, - подумал он.
– Если бы у нас кто из утятников получил столько, вся станица сразу бы узнала. Нет, много! Убавлю-ка я ещё нулик.
Серёжа и так и этак рассматривал полученное число. Долго думал и наконец скрепя сердце согласился. "Собственно, не так-то уж мало, успокаивал он себя.
– А премиальные? Да тут можно заработать на мотоцикл!"