Крылья

Градова Элина

Александр

Лежу, предвкушаю, мечтаю сделать особенным этот вечер. Страшусь и надеюсь поговорить откровенно с Ксюшей, если нужен ей, пускай так и скажет! Я тогда не остановлюсь ни перед чем, прости, Катюха, это была ошибка. Погано, конечно, пытаться усидеть на двух стульях, результат, как правило, заранее известен: стулья разъезжаются, а ты под всеобщий смех больно ударяешься пятой точкой об пол. Не хочу так, да и врать не могу, поэтому надо сегодня всё решить. Ксюшка, ну подай хоть знак, а дальше, я сам…

Вдруг в мои мысли и планы врывается крик! Не то, чтобы сильный, конечно, звукоизоляция гасит насколько возможно. Бешусь на соседей, совсем уж оборзели, телевизор на всю катушку. Но нет, понимаю, что не телевизор. В следующее мгновение, как ушатом ледяной воды окатывает:

Ксюха! Точно, Ксюха орёт так, будто убивают. Подскакиваю, дёргаюсь, чёрт, про капельницу забыл совсем. Быстро выдёргиваю иглу, на бегу затыкаю клапан, извини, дорогой доктор, забираю свою клятву назад, надеюсь, ты меня поймёшь. Лечу через три ступеньки наверх. Точно, из-за Ксюхиной двери вопли нечеловеческие. Дёргаю ручку, заперто. А дверь-то, какая хорошая, жаль не бронированная ещё. Такую не вышибешь. Сюда бы автоген сейчас с работы, вырезал и, хрен с ними, с хозяевами, новую вставлю. Ору, пинаю, без толку, так я Ксюхе не помогу! Останавливаюсь на секунду. В это время из квартиры напротив высовывается бабуля — Божий одуванчик,

— Сама пустила, — шепчет доверительно, — а теперь орёт, шалава! — и глаза одуванчика алчут крови.

— Сама, шалава, вампириха старая! — бросаю на бегу и мчусь к себе.

Влетаю, что бы, сделать? Понимаю, один путь у меня: через балкон. Хватаю свой особенный нож из рюкзака походного, всегда у меня с собой наготове, верёвку оттуда же. Осматриваюсь, за что бы привязать страховку. Батарея? Нет, дерьмовые пластиковые трубы — не то! Только вырву, ещё и утоплю всех в кипятке.

Хрен с ней, со страховкой, лезу так. Не позволит Господь упасть бездарно, Ксюха меня спасла для чего-то, теперь, моя очередь! К тому же, столько тренировок на скале даром не проходят. Могу на пальцах одной руки, хоть правой, хоть левой, провисеть полчаса. Распахиваю окно, моросит дождик, перила скользкие, фигня, удержусь босиком. Движения ничего не сковывает, нож к шнурку от шорт привязал. А Ксюха продолжает орать, это хорошо, значит, жива. Встаю на перила, поворачиваюсь. Держусь за раму, перехватываюсь за балконную плиту: наш потолок — Ксюхин пол. Подтягиваюсь и цепляюсь пальцами за фигурный выступ боковой плиты. Спасибо строителям: наши балконы по нижнему краю на полтора метра отделаны фигурными бетонными плитами. Этот архитектурный изыск решает мою проблему, я перехватываюсь кончиками пальцев за эти узоры и поднимаюсь к перилам Ксюхиного балкона. Сука — скользко! Хорошо хоть не везде гладкая поверхность, как-то удерживаюсь. Родная, потерпи, я близко. Умница моя, проветриваешь, так кстати! Переношу тяжесть тела на откинутую вовнутрь под острым углом створку окна. Перевожу дыхание. Слышу, как она захлёбывается в рыданиях, хрипит и ещё слышу мерзкий зловещий смех, сейчас урод, посмотрим, как ты со мной справишься! Немного отстраняюсь от стекла, буквально на носочках удерживаюсь на краю перил, цепляюсь одной рукой за край рамы. Вертикальное открытие не даёт возможности просунуть вторую руку, слишком узкая щель, но у меня есть нож. Специальный, таким можно и железо рубить, и бриться, всегдашний мой спутник. Вгоняю его между металлической планкой, удерживающей окно от выпадения вовнутрь и рамой, давлю на рукоятку, по принципу рычага и, выдираю планку со всеми винтами. В этот же момент вываливаюсь вместе со створкой внутрь балкона. Вскакиваю, слава Богу, балконная дверь оказалась незапертой, влетаю. Безумное чудовище с исцарапанной мордой — любимая постаралась, сидит на ней верхом, а в руках нож! Не такой, как у меня, конечно, но вполне себе для разделки мяса сгодится. Рыкает на меня, соскакивает с Ксюхи, она бедняга уползает в сторону, платье до пояса в клочья. Зверь принимает боевую стойку.

— Да, неужели! — смеюсь ему в лицо. Видали мы таких героев.

— А, ты попробуй! Трахаешь её по-соседски? — пытается разозлить, а сам кидает в меня какую-то статуэтку, я увёртываюсь, фигурка ничего, тяжёленькая, ударяется в зеркало напротив, разбивая его на множество осколков.

— А, тебе, какая печаль? — делаю обманное движение, но он тоже успевает отскочить. Не отвлекаюсь, но слышу Ксюхин вой из угла, — не бойся, любимая, сейчас мы ему рёбра пересчитаем и зубы, заодно.

— Дотянись сначала! — щерится урод, делает выпад на меня, а мне только это и надо, выманить его на себя, подальше от Ксюхи и войти в контакт.

— Так ты от меня не бегай, как девочка, тогда и дотянусь! — получилось, клюнул на крючок. Это, хорошо, что я почти голый и мокрый, выскальзываю из его объятий, будто угорь и оказываюсь за его спиной. Он видит, что я босиком, тянет к разбитому зеркалу на осколки. Фигня, и не такое переживали!

Перехватываю руку с ножом, однако, он успевает меня задеть. Бедро опаляет болью, как огнём. Ксюха ойкает, это выводит её из паралича, и она бежит, не пойму куда… Заламываю, наконец-то, злодея и выбиваю из руки нож. Валю его на пол и усаживаюсь верхом, как давеча он на Ксюхе сидел. Подонок вертится, матерится, но держу мёртвой хваткой, не вырвешься. Слышу, как Ксюша в коридоре вызывает полицию. Вот оно что, за телефоном метнулась. Отвлекаюсь на неё, на долю секунды, зря… этого оказывается достаточно, чтобы злодей зубами выдрал катетер из руки. Боль прошивает такая, что аж в глазах темнеет на миг. Трясу головой, заставляя себя не терять концентрации внимания. Вижу его поганую морду в моей крови, ощущаю кожей горячую жидкость, она фонтанирует из раны толчками, и нет возможности перекрыть этот фонтан. Ксюха вовремя замечает беду и бросается на помощь, хватает кухонное полотенце, попавшееся под руку, отрывает ленту и перетягивает ею мою руку выше раны. Зверь, почувствовав кровь, смеётся и начинает дёргаться сильней, в надежде, что скоро ослабну. Ксюха лишает его всех надежд: хватает с тумбы вазу с офигенным букетом и завозит ему по башке со всей дури, урод затихает в крови, смешанной с водой и в цветах. Наступает тишина. Проходит несколько долгих минут, маньяк не подаёт признаков жизни…

– Сань, — шепчет любимая, — похоже, я его убила.

Присматриваюсь к пульсации сонной артерии,

— Жив урод, не переживай…

Дальше топот, звонки в дверь, Ксюха срывается с места, бежит открывать. Слава Богу, полиция!

Скручивают выродка, снимают с нас показания. Кругом кровища, словно барана зарезали. У Ксюшки начинается отходняк, она рыдает, икает, отвечает невпопад, размазывает остатки макияжа всё тем же полотенцем. Набрасываю на неё кофту, а то она уж и забыла, что выглядит, как Зоя Космодемьянская после допроса. Где-то, через два часа нас оставляют в покое, всё утихает…

Только сейчас начинаю чувствовать, как занемела рука, а жгут-то давно пора снимать… С внутренней стороны предплечья под кожей разливается синюшный отёк, рана запечаталась чёрным кровяным сгутком. Ксюха ползает по полу в поисках катетера, наконец, находит его, внимательно изучает,

— Слава Богу, весь! — и удовлетворённо выбрасывает. Смазывает чем-то руку и накладывает повязку на рану.

Потом, очередь доходит и до ноги,

— Сань, глубоковато, — поднимает на меня глаза мой доктор, надо бы в больницу да зашить.

— Артурычу позвоню, он и не такое видал, заштопает, — отмахиваюсь.

— Давай тогда пока хоть закроем, — сначала обрабатывает, потом находит в своих закромах широкую липкую повязку с серебряной пропиткой. Я смыкаю края раны, больно, конечно, но всё ерунда, она клеит. Потом, бинтует. Начинаю осознавать, что мог опоздать! Если опоздал бы, наверное, с ума потом сошёл!

Сидим, молчим, надо убирать следы побоища, но не до того… Подругу мою начинает трясти крупной дрожью, опять прокручивает, видимо. Обнимаю за плечи,

— Родная моя, успокойся, — уговариваю, — всё позади, — начинает реветь навзрыд. Поворачиваю лицом, прижимаю к себе, целую зарёванное опухшее лицо, тушь, размазанная вокруг глаз, превращает её в панду, но мне плевать, — любимая, не бойся, он больше не придёт, я буду рядом… всегда. Никому тебя не отдам.

Она смотрит на меня с надеждой сквозь слёзы и обнимает за шею. Не понимаю, почему именно этот ужасный момент выбрал Бог, чтобы дать мне знак, но мы начинаем целоваться, как сумасшедшие. Не можем оторваться друг от друга! Мир больше не существует, только мы в этой разгромленной квартире, в этом доме, в этом городе, во всей Вселенной.

Она снимает с себя обрывки красивого платья, понимаю, для меня наряжалась любимая. Ко всем чертям летят мои шорты, остатки белья покидают её с безумной скоростью, и вот мы рядом. Нет барьеров, нет ни одного уровня защиты. Нам больше незачем защищаться, отгораживаться, мы — одно целое. Как долго я об этом мечтал…

Ксения

Мне кажется, я пережила самый жутких кошмар из возможных… И жива! Даже этого уже много! Но самый главный приз этого марафона ужасов лежит рядом, спит, мой герой! Нет таких слов, чтобы передать восторг, рождающийся в душе… ещё не придуманы. Как в одном человеке может быть всё? Мужская сила, достоинство, надёжность, уверенность, смелость, доброта, нежность, чувственность, чуткость, любовь, красота, — говорю же, нет такого слова, чтобы описать сокровище, подаренное мне судьбой! Вот сижу в его постели и любуюсь мужчиной моим, сама себе не верю, вдруг, сплю?