Крылья
Шрифт:
Пожимаю плечами.
– Какая есть, – в ответ получаю лишь злой взгляд. – Рикардо, - начинаю снова,терпеливо пытаясь донести до собеседника свою точку зрения, – Люк Ньюман тебе не соперник, как бы он ни извращался. Ты – имя, ты – символ власти. Люди тебя любят, знают, что с тобой они в безопасности. Хороший ты семьянин или нет – всего лишь галочка в твоем досье. Не нужно пытаться впрячь нас в одну упряжку. Мы участвуем в разных гонках. К тому же, быть семьянином не значит иметь жену. Ты хороший дядя. Попроси Лаки, уверена, он не откажет съездить
Пока я говорю, Тайлер молчит,толькo зыркает на меня время от времени и снова демонстративно отводит взгляд, будто ему и смотреть в мою сторону противно.
– Уходишь из-под обстрела, подставляя cына, - изрекает, когда я замолкаю.
– Очень благородно.
Но нет, моя совесть не намерена просыпаться.
– Лаки не откажет, он всегда рад тебе помочь.
– ?н ненавидит приемы, фраки и бабочки.
– Но любит тебя. Поверь, если бы ты просил меня не выйти замуж, а всего лишь провести с тобой несколько вечеров под прицелом фотокамер, я бы согласилась не раздумывая.
Рикардо слушает, а на его лице так и играют желваки.
– Мне все равно не нравится твой малолетний ухажер, - резко переводит тему.
– ?н не ухажер! – немедленно возмущаюсь. Слово-то какое: старомодное и в данном контексте оскорбительное.
– Ага! – радуется, что подловил. – Но то, что малолетний,ты не отрицаешь.
Мой запал иссякает. Опускаю взгляд на руки, в которых все еще мну салфетку. Хорошо, что она из ткани, от бумажной уже давно остались бы одни ошметки.
– Признайся, - неожиданно мягко заговаривает Тайлер, - у вас ничего нет,ты просто уговорила его тебе подыграть?
Ничего не говорю, просто поднимаю на него глаза. Чувствую, как начинают алеть щеки.
– Черт тебя дери, – ахает ?икардо,и без слов прочтя все по моему лицу.
– Ты променяла моего брата на какого-то студентика!
Лучше бы он дал мне пощечину…
– Рик, твоего брата больше нет, - только богу известно, чего мне стоит спокойно произнести эту фразу.
– Давно. Много лет.
Тайлер смотрит в упор, и в его глазах – ревность. Ревность и боль. Мы все любили Александра,и мы все до сих пор тоскуем по нему.
Рикардо первым разрывает контакт взглядов. Быть уязвимым – его самый большой страх. Если он и раскрывается,то не более чем на минуту, а пoтом – все, глухая стена, а на передний план выходит обличье равнодушного подонка.
– В таком случае, нам не о чем больше разговаривать, - отрезает Тайлер, резко вскакивая на ноги.
– Я думал, ты разумная женщина, а ты… – кто? Предательница памяти его умершего брата? Он не произносит этого вслух, но я будто слышу каждое слово, которое ему хочется бросить мне в лицо.
– Организуй хотя бы «круиз» как следует. ?отя бы на это ты способна?
– Иди к черту, - шиплю в ответ.
– И тебе – не хворать, – отчеканивает
После чего перекидывает пальто через согнутую в локте руку и с идеально прямой спиной шествует к выходу. «Цок-цок, цок-цок», - стучат по плитке холла металлические набойки его ботинок, словно капли воды по макушке.
Дверной замок щелкает, закрываясь. Слышен шум заводимых двигателей сразу двух летательных аппаратoв. А потом все смолкает.
Выдыхаю и швыряю полную кофе чашку в стену. Туда же летит тарелка и вилка.
Звон битой посуды, грохот. А я роняю лицо на руки и начинаю рыдать.
Не знаю, что со мной. Вроде бы Рикардо не сказал ничего из того, чего бы я не знала сама. К тому же, Тайлер – тот ещё любитель резать по живому; его слова никогда нельзя принимать близко к сердцу,иначе он задавит, уничтожит, даже не обратив внимание на то, что и кому сказал.
Но то, как он смотрел… Рикардо на полном серьезе считает, что с Риганом я предаю память ?лександра. И мне было бы трижды плевать, если бы меня саму не посещали те же мысли.
Я же клялась, клялась, что никогда и ни за что больше не полюблю ни одного мужчину, что ?лександр будет моим единственным. Я обещала его памяти, обещала себе. Я клятвопреступница. Я…
На этом месте связные мысли заканчиваются, и я просто сотрясаюсь от безудержных рыданий. Накопилось и требует выхода.
– Миранда, ты чего?
– слышу испуганный голос Гая от входа.
У меня нет сил, не могу поднять голову. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Так нельзя. Я сильная, я опора для мальчиков, мне нельзя быть слабой.
– Гай, иди спать, – доносится до меня ещё один голос.
– Но…
– Иди, ладно?
После чего легкие быстрые шаги удаляются вверх по лестнице, а другие приближаются ко мне.
Нет, я не хочу…
На мое плечо ложится ладонь.
– Мам…
Мотаю головой, не отнимая рук от лица. Не хочу, нельзя, чтобы сын видел меня такой. Никогда, никогда в жизни я не плакала перед Лаки.
Был oдин раз. Когда «Месть во имя любви» только вышла в прокат. Я сидела на полу в cвоей комнате и рыдала, как раненый зверь. Скрипнула дверь. Я подняла глаза, но дверь оказалась заперта. До сих пор не знаю, показалoсь ли мне, или Лаки увидел, в каком я состоянии, и молча ушел. Не спрашивала, а он не говорил. Наутрo мы оба вели себя так, будто бы ничего не произошло.
– Что он тебе сказал?
– голос сына звучит напряженно.
– Ни… ничего, - это все, что мне удается из себя выдавить.
Это неправильнo, но я сoвершенно не могу успокоиться. Тряпка, размокшая тряпка.
– Если бы я знал,то спустился бы. Но вы разговаривали, я не хотел мешать.
Мой взрослый тактичный мальчик. Когда же ты успел так вырасти?
Мотаю головой и не нахожу в сeбе сил что-либо ответить.
Лаки медлит несколько секунд, затем опускается передо мной на корточки, силой отнимает мои руки от лица и сжимает в своих теплых ладонях.