Крым-2. Остров Головорезов

Аверин Никита

Сам есаул Дорофеев, глядя на всю это возню, только посмеи­вался в усы. «Чай, не пластуны, не в разведку идем», — ругались казаки, но приказания хорунжего выполняли. Наконец, Данила Осадчий остался удовлетворен итогами сборов и скомандовал.

— По коням!

По коням сели только рядовые казаки — молодые, необстре­лянные еще бойцы оседлали полтора десятка понурых лошадок, навьюченных патронами и тюками с провизией, а есаул и хорунжий заняли места в «уазике», запряженном четверкой першеронов.

— Ну, с

богом! — сказал Данила и перекрестился.

— С богом так с богом, — кивнул Никола.

И казачий разъезд тронулся в путь. Было их всего восемнад­цать человек, считая Кирилла по кличке Дебил — умственно от­сталого парнишку взяли с собой как амулет, этакий оберег, для везучести, а в обязанности вменили роль кучера в «уазике» и по­вара на привале. В последнем есаул сомневался: вряд ли умствен­ных способностей Дебила хватит даже на то, чтобы сварить кулеш; ну да ладно, зато посуду мыть будет!

Хорунжий Данила тоже, с точки зрения Дорофеева, особым умом не отличался — зато бредил оружием и рвался повоевать хоть бы с кем, и все мечтал, что гетман определит его в пластуны. Молод, рвется с поводка, надо приглядывать, как бы не натворил глупостей.

Пятнадцать же казаков, не нюхавший пороха, были отправлены в легкий степной разъезд именно с этой целью — понюхать выше­означенный порох и приобрести хоть какой-нибудь опыт настоя­щего патрулирования.

— Ну и где эти бандиты? — спросил Данила Осадчий уже на третьем часу патрулирования.

Окружающий пейзаж не отличался разнообразием: ровная, как стол, степь тянулась от горизонта до горизонта, и лишь колыхание трав на ветру придавало жизни мертвой крымской равнине.

— Гы-гы! — отозвался с водительского сиденья Кирилл-Дебил. Это был самый популярный звук в его лексиконе.

— Потерпи, — сказал Дорофеев назидательно. — У нас выход — на две недели, а ты хочешь сразу бандитов найти. Сами нас найдут, не переживай.

— Ну да, ну да, — заныл Данила. — Эх, поздно я родился, все самое интересное пропустил! Войну с мутантами — пропустил. Войну с татарами — пропустил. Катаклизм — тоже пропустил. Даже налет на Летучий Поезд неделю назад — и то пропустил. Как скучно мы живем, хлопцы!

— Ы? — не понял Кирилл.

Никола усмехнулся.

— Ничего, и на наш век приключений хватит...

Начинало темнеть, небо наливалось багрянцем. Остановились на привал. Никола вытащил из багажника толстый моток джуто­вой веревки и протянул Даниле:

— На, разложи по периметру лагеря.

— Это зачем еще?

— Чтобы змеи не заползли!

Осадчего передернуло. Змей он боялся. И не напрасно — в Сте­пи встречали твари до двенадцати метров длиной, способные за­глотить человека целиком; есаул видел однажды, как такая гади­на, похожая на пожарный шланг, лежала неподвижно, перевари­вая крупную добычу — одна половина змеи была раза в три толще другой...

—

Тогда тут не веревка, а канат нужен, или цепь якорная!

— Где я тебе посреди Степи цепь найду? Используй что есть.

Наконец, разбили лагерь, вырыли яму под костер — огонь в

Степи виден издалека, а вот дым ночью почти незаметен, постави­ли Кирилла варить кашу. Потом выбросили горелое месиво, нада­вали Дебилу подзатыльников и заставили песком драить казан, сами же открыли консервные банки с тушенкой.

— Тысяча девятьсот семьдесят девятый год, — прочитал Дани­ла на дне банки и облизал ложку. — Надо же. А вкусно, не испор­тилось.

— Умели делать, — веско сказал Никола. — Не то что нынче. В дерьме живем, дерьмо жрем, дерьмом станем.

— А отчего так, Никола Богданович?

— А оттого, что после Катастрофы людей и так осталось мало, а с мозгами и того меньше. Повыбили их. До Катастрофы как оно было? Есть мозги — иди в ученые, нет — иди в солдаты. Вот тупые умных за жратву и поубивали. Правильно один умный человек говорил: ежели в государстве отделяют умственное воспитание от физического, то править этим государством будут трусы, а охранять его будут дураки. Ну вот, так и вышло.

— Но ведь сколько лет уже прошло после Катастрофы! Неуже­ли новых умных не нарожали?

— Может, и нарожали, да только смысл-то в их уме? Сколько всего утеряно, сколько забыто! Даже тушенку делать разучились, только и можем, что старые склады искать да потрошить. А как кон­чатся запасы? Закрома Родины, они знаешь ли, тоже не бездонные.

— Эх, — мечтательно вздохнул Данила. — Вот бы найти такой склад, чтобы на всю жизнь хватило!

— Я и говорю: только про свою жизнь и думаем. О будущем надо думать...

Из темноты донесся условный свист — часовые кого-то засек­ли. Есаул и хорунжий подскочили, схватились за автоматы. Но пришельцы, похоже, попались мирные и дружелюбные: не кра­лись, а шли в полный рост, и издалека приветствовали казаков кличем:

— Э-ге-гей, служивые! Пустите к костру переночевать?

— Кто такие будете? — строго осведомился есаул Осадчий.

— Листоноши мы, — ответили из темноты. — Я — Марка, а это — Конверт. В Судак идем.

— Не ближний свет... Ладно, проходите. Хоть новостями поде­литесь...

Листоноши оказались парнем и девушкой — коротко стрижен­ная, худенькая, она издалека казалась ребенком. Дорофеев сразу определил: любовь у них, зуб даю! — вон как друг на дружку зыр­кают, молодежь!

Присели к костру, разговорились. Особых новостей из мира ли­стоноши не знали, потому что уже почти месяц шли из Джанкоя. своей цитадели, в полуразрушенный Судак — заходя в каждый по­путный хутор и собирая корреспонденцию.

Никола Дорофеев листонош уважал. Смелые ребята, хоть и мутанты. Нужное дело делают.