Крым-2. Остров Головорезов
Шрифт:
Собака шла на шаг позади него, но казалось — именно она ведет капитана.
Ему отдали честь.
— Приготовиться, — приказал капитан и по-собачьи дернул носом. — Через полчаса мы отплываем. Взять по-максимуму еды и воды, у нас будет много пассажиров.
Поште не было страшно. Он сделал все, что мог, и боль, терзающая его, разрывающая внутренности, должна была вскоре отпустить. Тогда Пошта будет свободен — от обязательств, от привязанностей, от всего.
— Беги, Один, — попросил он коня.
Верный боевой друг
— Уходи, друг. Уводи остальных... — ослабевший рукой Пошта оттолкнул морду Одина. В ответ послышалось обиженное ржание. Конь не хотел бросать своего хозяина и друга, не желал оставлять его наедине со смертью. Листоноша не мог найти в себе сил, чтобы объяснить коню, что ему вовсе не обязательно погибать вместе с ним. Что он должен жить, должен провести сквозь осаду оставшихся в цитадели лошадей. Восьминогие скакуны просто не смогли бы пройти по туннелю, ведущему к тайному выходу в степи. Но это не значило, что листоноши с легкой совестью могли оставить своих помощников на растерзание захватчикам. Конечно, лошади могли постоять за себя, но сперва им следовало убраться прочь из заминированной крепости.
Эту мысль Пошта попытался донести до Одина без помощи слов. Листоноша знал, что его конь (как и все его восьминогие сородичи) имеет зачатки телепатии. И похоже, на этот раз Пошта вновь не ошибся.
Один ещё ржал и разгневанно бил шипованым копытом по полу, но потом всё-таки согласился с доводами хозяина. В последний раз ткнувшись мягкими губами в щеку Пошты, Один выбежал прочь. Листоноше показалось, что он успел заметить слезы, бегущие из огромных лиловых глаз.
На улице послышалось громовое ржание Одина. Тут же ему ответили десятки не менее грозных ржаний. Это лошади клана сбивались в табун, для того чтобы в последний раз помочь своим хозяевам. Словно живое воплощение богов природы, табун восьминогих коней бросился сквозь горящие ворота, створки которых, объятые жарким пламенем, уже развалились и еле висели на некогда мощных кованых петлях. Первым, само собой, скакал Один. Удар его мощных копыт буквально разметал остатки ворот на горящие щепки. Не сбавляя темпа, табун отчаянным галопом прорвал строй противника. Нападавшие даже не попытались открыть огонь по грозным скакунам. Лишь казаки дернулись было снарядить погоню за столь лакомой для них добычей, но были остановлены окриками гетмана.
Конечно, всего это Пошта уже не видел. Из последних сил листоноша подтащил себя к низкому столику с красной кнопкой. Откинул стеклянный колпак. На стенах орали — в Джанкой ворвались захватчики.
Наверное, листоноши уже далеко. Пошта надеялся на это. Надеялся на то, что Бандеролька в безопасности и сумеет увести людей, сумеет отыскать бункеры и возродить цивилизацию.
Его палец лег на кнопку.
Пошта медлил. Ему хотелось вспомнить что-нибудь по-настоящему значимое или за несколько оставшихся секунд прожить всю жизнь. Он старательно вспоминал друзей, Бандерольку, профессора, Штемпеля, Филателиста, Буйена, свои приключения. Но никак не мог выбрать, за что уцепиться, что прижать к себе перед последним шагом в пустоту.
Он просто жил и просто выполнял свой долг.
Он был листоношей — передавал новости и весточки, хранил знания и приумножал их.
Он отыскал перфокарту, могущую изменить мир, по чистой случайности.
Рядом с ним были друзья и рядом с ним были враги.
Что же, что?!
Ликующие вопли — штурмовики обнаружили, что цитадель сдана без боя — слышались совсем рядом.
И Пошта вспомнил.
Это было очень давно. Так давно, что до смертного часа воспоминание не являлось ему ни разу.
Он вспомнил нежное, доброе, похожее на Бандеролькино, но покрытое язвами лучевой болезни, лицо. Лицо его матери. «Ты будешь великим человеком, сынок. Ты будешь человеком, что бы там ни говорили. За тобой будущее».
«Да, — подумал Пошта. — Будущее за нами, за мной. Потому что мы разумны».
Он улыбнулся. Еще напоследок вспомнил Бандерольку — как видел в последний раз. Конечно, он подождет ее — там, где нет темноты. И нажал кнопку.
— Живей-живей-живей! — надрывала голос Бандеролька. Стоя у выхода из подземного туннеля, она подгоняла растерянных и напуганных женщин и детей, которых в цитадели листонош оказалось довольно много. Мужчины из Джанкоя и оставшиеся в живых члены клана экстренно выносили остатки арсенала, архив и самую ценную технику, которую могли унести на руках. — Не разбегайтесь и не толпитесь у выхода!
В цитадели эвакуацией руководил Контейнер. Сверкая грозными очами, бывший начальник службы безопасности клана рассылал посыльных в уцелевшие строения и объяснял, что именно им нужно вынести. Контейнер понимал, что в цитадель листоноши больше не вернутся. А если это все-таки случится, то ничего кроме пепелища и воронки от взрыва они тут не найдут.
Мимо Бандерольки, в окружении десятка маленьких детей, прошла Раиса Петровна, тащившая за спиной циклопического размера рюкзак, отзывающийся на каждый шаг поварихи звоном посуды.
— Раиса Петровна, вы что, половину кухни на себе вынесли? — Бандеролька в изумлении и восхищении смотрела на героическую женщину.
— А как же иначе, дочка, — с буддийским спокойствием ответила кухарка, — война войной, а обед по расписанию.
Через некоторое время из туннеля стали появляться мужчины. В первую очередь выносили носилки с тяжелоранеными, затем мешки с документами, оружие и технику. Последним цитадель покинул Контейнер, весь увешанный оружием, с двумя ящиками патронов в руках, при этом толкающий перед собой ногами ящик с горючим.
— Всё, я последний, — тяжело прохрипел Контейнер, передавая ящики с патронами доктору Стасу и Воловику. Потом с тоской оглянулся в темный провал туннеля и чуть слышно добавил: — Почти последний.
Взрыв застал листонош в степи, заставив детей заплакать, женщин — взвизгнуть, мужчин — втянуть головы в плечи. Взрывная волна ударила по затылку, взъерошив волосы дуновением горячего воздуха.
Бандеролька обернулась.
Светящийся купол нарывом вздувался там, где некогда стоял Джанкой, оплот знаний, цитадель клана листонош.
— Прощай, — прошептала Бандеролька.
— Прощай, — проговорил Кайсанбек Аланович, — мой юный храбрый друг.
И все остальные вслух попрощались с Поштой.
Она стояла еще, наверное, минуту — облако расплылось, пыль начала оседать.
— Какой план, командир? — рядом с Бандеролькой возник Телеграф. Старый листоноша, наверное, самый старый из всех выживших членов некогда многочисленного клана.
Бандеролька с надеждой посмотрела на него.
— Какой из меня командир? Думаю, ты или Контейнер лучше справитесь с этой ролью.