Крымские истории
Шрифт:
– Так может написать человек, который всю эту ситуацию знал изнутри, был участником тех событий. Я прав?
Француз испросил позволения у хозяйки дома, красиво и как-то вкусно затянулся, после её кивка головой, сигаретой, от чего она вздрогнула всем телом и стала неотрывно разглядывать его выразительные руки с длинными пальцами и, вместе с тем, такие крепкие и сильные. На левой кисти, чуть выше пальцев, проходил хорошо видный шрам, который ей напомнил что-то до боли знакомое.
Он, сделав несколько затяжек,
– Да, я дитя своего времени и быть в стороне от таких событий не мог. Поэтому я хорошо знаю все обстоятельства и возникновения, как Вы её называете – гражданской войны и много иного, что происходило в России в то время.
Тяжело вздохнув, почему-то перейдя на французский, еле слышно обронил:
– Да и людей той поры, с двух сторон, многих я знал лично…
И вдруг он резко сменил тему разговора, совсем на неожиданную:
– Но Вы, по крайней мере – по моим книгам знаете, что я, как представитель… Франции, немало видел интересного и во многих иных концах света. Особенно, я думаю, Вам будет интересна одна поучительная история, свидетелем которой я был в Алжире. Немало их было и в иных государствах мира, куда меня заносили превратности судьбы или, так скажем, человека, связанного с армией и средствами массовой информации.
– Что делать, – улыбнулся он, – селяви, такова жизнь, и я, как гражданин своего государства, был часто… несвободным в выборе не только пути, но и собственной судьбы.
Поиграв старинным бокалом в руках и посмотрев через него в окна веранды, с какой-то нарочитой бодростью сказал:
– Разве я один такой? Вспомните Киплинга. Блестящий писатель, но и английский офицер, он, будучи дитём своего времени и патриотом своего государства, воевал в Индии за интересы Великобритании, не выбирая средств и способов борьбы. От него это, к сожалению, не зависело.
Поставив бокал на стол и как-то загадочно улыбнувшись, обратился к жене председателя ЧК:
– Но я Вам сегодня хочу рассказать одну необычайную историю, которая мне не даёт покоя до сего времени.
Он как-то нервно при этом засмеялся, отпил глоток коньяку и продолжил:
– Это история о любви. Необычайно красивой и трагической, – и он, как-то по-особенному, посмотрел при этих словах на хозяйку дома и её сына.
Она вздрогнула, но свой взгляд, от его пронзительных очей, не отвела. Он, спокойно выдержав её взгляд, продолжил:
– Вы задумывались когда-либо, – наклонился он к председателю ЧК, – а что такое любовь вообще? Чувство любви к Родине – это понятно, это святое. Оно должно быть присуще каждому порядочному человеку. Ибо любой из нас мало чего стоит без Родины, без служения Отечеству.
Затянулся душистым дымом сигареты и проникновенно, как, о самом сокровенном, с грустью добавил:
– Это чувство любви к своей Родине питает нравственные силы человека и раскрывает их в наибольшей мере в пору суровых испытаний.
Рубанув по воздуху рукой, с острой тоской продолжил:
– Свято и непорушно чувство любви к матери. Это единственный человек – мать, которая никогда не предаст своё дитя и пожертвует во имя его даже своей жизнью без раздумий. Я это знаю.
И откинувшись на спинку кресла, как-то даже сглатывая окончания слов, обратил к хозяевам дома свой вопрос:
– А вот любовь к женщине, единственной, что это такое?
Муж-председатель ЧК переглянулся с женой и глазами указал гостю на сына:
«Время ли говорить мальчику об этом? И можно ли вообще вести разговор с ним в этом ключе и в этом тоне?»
Гость всё понял и весело засмеявшись, ответил на немой вопрос хозяина дома:
– О, не волнуйтесь. Юноша уже выходит на дорогу самостоятельной жизни. В его возрасте я уже любил, любил высоко, истово и пронёс эту… любовь… через всю жизнь.
Он как-то стушевался и даже покраснел:
– Но я сейчас не об этом. Я был свидетелем одной необычайной истории любви, которая, как мне кажется, достойна быть запечатлена, навечно, в творениях даже более значимого писателя, нежели Ваш покорный слуга.
И он, закурив в очередной раз сигарету, начал свой рассказ:
– В союзном нам племени бедуинов, у предводителя, была жена необычайной красоты и… ума. Это был действительно цветок, жемчужина Востока, ибо я за всю свою жизнь – женщины, более красивой, не встречал. И умной.
Он при этом, с какой-то затаённой болью, пронзительно посмотрел на жену председателя ЧК. Да так, что та стушевалась и покрылась некрасивыми алыми пятнами:
– И в неё влюбился командующий экспедиционным корпусом.
Наслаждаясь оцепенением жены всесильного председателя ЧК, продолжил:
– Он нашёл предлог, чтобы удалить предводителя племени на другой фронт, а сам же повёл осаду этой особой неприступной крепости.
Нехороший смешок прорвался у него из глубины души и он, понимая это, как-то торопливо, стеснительно даже, поправился:
– Нет, нет, Вы не подумайте о нём дурно. Никакого подчинения её воли страхом, никакого насилия.
Сжав свои красивые руки, да так, что побелели и пальцы, договорил:
– Он просто был к ней предельно внимателен – цветы, подарки, неназойливые приглашения на рауты, которые устраивало наше посольство, спектакли, выезды в свет…
Но тут же, с леденящим душу спокойствием, обронил:
– И не прошло и полугода, как эта женщина… пала к его ногам. Она… полюбила этого человека. Полюбила зрело, обдуманно. Он окружил её невообразимой роскошью, она стала иметь свой дворец, свой выезд, своих служек.
Жёстко, словно в две нитки, сжал свои губы и продолжил: